Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-1

Бабочка
Листва в саду зазеленела,
Над грядкой воздух разогрет.
И вот, сломав свой кокон белый.
Выходит бабочка на свет.
Пыльца на крыльях серебрится.
Сейчас взмахнёт — и в дальний путь.
Вот так бы мне переродиться
И улететь куда-нибудь…

Воробьиные песни
Гремят на путях эшелоны,
На стройке стучат молотки.
Трамвайные стоны и звоны.
Сирены, сигналы, гудки.
Но слушай — всё громче и громче
Кричат во дворе воробьи,
Летят воробьиные песни
В открытые окна твои.
Уверенно, звонко и смело.
Наверх, на четвёртый этаж.
И я принимаюсь за дело
И в руки беру карандаш.
Помчатся за серенькой стайкой.
Ни в чём непокорны судьбе.
Мои воробьиные песни —
Последний подарок тебе.

Над Родиной качаются синие звёзды.
Реки взрываются, любимая моя,
Грачи ремонтируют черные гнёзда
И мы ещё молоды, любимая моя.
Мы ещё живы, мы ещё молоды.
Берут меня в солдаты, любимая моя,
И если не сдохнем от голода и холода,
То мы ещё увидимся, любимая моя.
К советским границам меня посылают.
Но мы ешё увидимся, любимая моя.
И если полковник меня не расстреляет.
То мы ещё увидимся, любимая моя.

Проводы
Солдатская жёнушка шла за полком.
Гордо солдат шагал.
Кто-то ему помахал платком.
Кто-то руку пожал.
А за мной собака плелась.
Провожая в дальний путь,
И корявый вяз, задумчивый вяз
Веткой успел махнуть…

Всю ночь рвались бризантные снаряды.
Шли на восток усталые полки
И думал я под грохот канонады —
Вот казнь моя за все мои грехи.
Но смерть прошла в торжественном параде.
Чтоб через год ко мне вернуться вновь.
И думал я, в её глазницы глядя, —
Вот казнь моя за пролитую кровь.
Но для меня должно быть смерти нету.
Опять живу, опять пишу стихи,
И о тебе мечтаю до рассвета —
Вот казнь моя за все мои грехи.

Часовой
Кавалерийский полк ускакал.
Сапёры взорвали мост,
А часовой на скале стоял.
Не смея покинуть пост.
Внизу — камнями гремел поток.
Вверху — парили орлы.
Он мог бы спуститься, но он не мог
Спуститься со скалы.
И так он будет стоять на посту.
Не отступая впредь,
И будут в глаза ему, на лету.
Горные орлы смотреть.

Парк Монсо
Шумит над парком непогода.
Не утихает ни на миг.
На скамейку возле входа
Садится сгорбленный старик.
Что дождь ему — что ветра свист?
Уже давно кичиться нечем,
И падает ему на плечи
Как эполет, холодный лист.

Чей это стон? Но это не стон человека —
Это шелест склонённых знамён.
Это миф умирает двадцатого века.
Миф, доживший до самых тяжёлых времён.
Ну и что ж? Раздадим свои знанья учащимся,
А безумные страсти отправим в архив
И с тяжёлой лопатой за гробом потащимся
Хоронить-засыпать неудавшийся миф.

Она сказала: — Вот и осень
И клёны жёлтые давно.
Забросим же тоску, забросим!
А он ответил: — Всё равно.
Она сказала: — Ты печален.
Ты вечно чем-то огорчён.
О чём ты думаешь ночами?
А он ответил: — Ни о чём
Она сказала: — Годы эти
Не возвратить: такая грусть!
Мы потеряли всё на свете!
А он ответил: — Ну и пусть!

Я всю ночь просидел без спичек.
И казалось, что из меня
Математик великий вычел
Право жить до другого дня.
Я готов был пойти на это.
Нo вот тут-то ты и вошёл.
Милый, маленький луч рассвета —
Золотистый небесный шелк.
Я не видел, когда вошел ты
В щель дырявых моих дверей
И дотронулся лапкой жёлтой
До больной головы моей.
Наклонясь надо мною низко.
Раздвигая ресниц кусты.
Дружелюбным участливым писком
Утешать меня начал ты.
Ты сказал: — Будь, приятель, честным.
Солнцу в очи смотреть не трусь.
Грустно?! Ну и что же, и пусть!
Проживёт в твоём сердце тесном
Рядом с гордостью и эта грусть.
…И подняв затемнённые шторы.
Забывая ночную страсть,
Я увидел рассвет, который
У меня хотели украсть.