Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-1

Молитва
Припоминаю все священные слова
И всех богов от Глазго до Таити.
Бог христиан. Аллах, Иегова.
Раскосоглазый Будда: помогите!
Вы видите: я вот у Ваших ног.
Язычник, поклоняющийся Богу.
Так пусть же тот из Вас, кто настоящий.
Укажет настоящую дорогу.

Не надо чистого белья,
Не открывайте дверь.
Должно быть в самом деле я
Опасный дикий зверь
Не знаю, как мне с вами быть
И как вас величать —
По птичьи петь, по волчьи выть.
Реветь или рычать…

Гроб Бонапарта
Прозрачный свет в мозаичном окне.
Гладь полированных скамей
И белый барьер, а за ним в тишине
Холодом скованный камень.
Такой не бывает могила царей
И надписей нет на гробнице.
Вот оно — сердце Европы моей.
Давно переставшее биться.
Не надо венков, потому что над ним
Камни венками заснули
И нет караула Над гробом таким
Время стоит в карауле
Могила неизвестного солдата
Грянули и замерли оркестры
Статуи торжественно молчат
И лежит год камнем неизвестный.
Павший за отечество солдат.
А вокруг под грохот барабанный
Чёрные построились ряды
И несут четыре капитана
По ступеням белые цветы.
Положили воинский подарок,
Отошли — и вытянулись в ряд
Плакали девчонки на тротуарах —
Так хорош сегодняшний парад!

Кавказ
Через овраг единым махом
И по над пропастью — вперёд.
Навстречу буркам и папахам.
Туда, где пыль клубится прахом
И где тебя никто не ждёт.
Вперёд в бешмете обветшалом.
Галопом из последних сил.
Чтоб горец, брякая кинжалом
Тебя на свадьбу пригласил!

Я вздумал привести в порядок
Давно забытые дела
И много маленьких догадок
Открылись в ящике стола.
Вот чьи-то серьги. Чьи — не знаю
Вот чей-то скомканный платок.
Сижу и долго вспоминаю.
Кто здесь его оставить мог.
Тугие связки писем старых,
Рисунки, записи, стихи
И чей-то маленький подарок
Увядшей розы лепестки.
И я до самого рассвета
Сижу над письменным столом
Кто подарил мне розу эту
Сухую память о былом?
Давно клубится день морозный
И падает холодный свет
На серьги, на платок, на розу.
На всё, чему возврата нет.

Дом
Дощечка у входа прибита
На окнах гардины висят.
За ними лежит знаменитый
В дубовом гробу адвокат.
Доносится сверху рулада.
Играют в четыре руки —
Им большего счастья не надо
И ночи для них коротки.
А выше — всё чинно и тихо.
Хозяйка у зеркала ждет
Пока примеряет портниха
На ней полосатый капот.
В четвёртом грохочат ботинки —
С утра там царит ералаш —
На свадьбе прекрасной блондинки
Гуляет четвёртый этаж.
А в пятом — в коморочке тесной.
Один, в тишине гробовой
Сидит никому не известный
Мечтатель с седой головой
Смеяться он больше не будет.
Дела его очень плохи.
А вот и мансарда, где люди
Рисуют и пишут стихи.
Над ними покатые крыши,
Труба и антенны рога,
А выше — гораздо выше
Плывут и плывут облака…

Светла зелёная вода.
Прохладны белые ступени.
Я раздеваюсь, как всегда
Чуть-чуть дрожа от нетерпенья.
Какие к чёрту могут быть
Тревоги или опасенья.
Когда ты можешь плыть и плыть
Вдоль мраморной стены бассейна!

Тихо бабушка шепчет молитву,
Воет вьюга в трубе дымовой,
Я прочёл про кавказскую битву
И про всадника с медной главой.
Передуманы разные думки.
Пересчитаны дни и часы
И в журнале на каждом рисунке
Пририсованы дамам усы.
Чуть мерцает угол киота,
А за ставнями — ветер и мрак.
Там, за ставнями ходит кто-то,
Но войти не может никак.
Он и в окна, и в двери скребётся
И пророчит нам всем беду.
Страшный хохот его раздаётся
На холодных дорожках в саду.
Но гудит самовар сердито
И ему подпевает сверчок
И парадная дверь закрыта
На железный большой крючок.

Звуки неслись и рыдали.
Отточен был каждый звук.
Но вот в театральном зале
Что-то случилось вдруг.
Что-то промчалось сзади.
Задело о ковёр…
На самой громкой тираде
Роль оборвал актёр.
Залу поклон отвесив.
Вгляделся он в ряды…
Ряды театральных кресел
Ночью всегда пусты.
Он подождал немножко.
Но в зале царила тишь.
Наверное, это кошка
Поймала где-нибудь мышь.
Летучая мышь
Промелькнула из-под крыши,
Пронеслась через плетень
Чья-то быстрая, неслышная.
Таинственная тень.
На веранде стало тише.
Прекратился разговор.
Потому что этой мыши
Мы не любим до сих пор.
Потому что нам неведом,
Непонятен и далёк
Этот серый, непоседливый,
Таинственный зверёк…

Часовня
Мы лесом шли сквозь топь и гать
На ратные дела.
А в том лесу — забыл сказать —
Часовенка была.
Она стояла на пути
И улыбалась нам.
Ну разве это грех войти
С оружьем в Божий храм!
Руками ничего не тронь.
Постой и помолчи.
Дрожит оранжевый огонь
Копеечной свечи.
Молчок, товарищи, молчок.
Не раскрывайте рта.
Вот вышел белый старичок
Пред царские врата.
Сейчас он скажет почему
Вступили мы в свой круг.
Идём сквозь дождь, идём сквозь тьму
И сеем смерть вокруг.
Открой начало всех начал,
Скажи нам всё скорей!
Мы ожидали. Но молчал
Упрямый иерей.
Струился ладан высоко.
Мерцал во тьме киот.
И где-то очень далеко
Работал пулемёт

Мишка
Мишке этой зимой не спится —
Что за шум у самой берлоги?
Гром гремит, или вьюга злится.
Или стонут лесные боги?
Почесал косолапый темя
И полез из берлоги тесной —
Для грозы как будто не время.
Разузнать — интересно…
Вот обвёл он поляну взглядом,
Поворачиваясь еле-еле.
Грохотало и бухало рядом
Так, что шишки летели.
И стало понятно Мишке —
Не гроза это и не вьюга,
А это опять людишки
Убивают друг друга.

Набег
Режьте барана, варите рис.
Сегодня мы с гор спускаемся вниз.
Как только закатится солнце — вперёд!
Плохой человек в эту ночь умрёт.
Плохой человек. Чужой человек.
Как только закатится солнце — в набег!

Ты прошептала: «Шаг ещё к ограде
И кончено — меня ты потерял!»
Отчётливо, как на параде
Я пять шагов к ограде отсчитал.
Наутро клиппер, дрогнув парусами,
Умчал меня от скучных берегов,
Чтоб много лет спустя, пустыми вечерами
Я вспоминал вот эти пять шагов.

Оставив и город и горе
И счёт проклятых годин,
В открытое, чистое море
На парусной шлюпке, один.
И если я плачу, то ветер
Глаза застилает слезой,
И если что мило на свете.
То ветер и парус косой!
Гудят упругие снасти.
Волна ударяет в корму,
А я всё пою о счастье,
О счастье быть одному.

Вагон
Баян заиграл на большом перегоне
И весело стало в зелёном вагоне.
Пускай темнота, пускай теснота.
Мы всё-таки едем в другие места.
Мы всё-таки мчимся навстречу удаче,
Туда, где и солнце сияет иначе.
Гремя на уклоне, скользя через мост,
В зелёном вагоне за тысячу вёрст.