Майкл Пауэлл - Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939

Он учтиво поклонился, и немцы встали. Гуани нажал на кнопку звонка, расположенную на его столе, и в приемной прозвучал зуммер. Заботливый секретарь распахнул массивные двойные двери. Лангсдорф попрощался военно-морским салютом, а Лангманн – нацистским, сопроводив его никому не нужным «Хайль Гитлер».

В приемной немцы проследовали мимо высокой и очень элегантной фигуры в вечернем костюме. Это был Юджин Миллингтон-Дрейк. Он и Лангманн отлично знали друг друга, но, поскольку их страны находились в состоянии войны, они друг друга проигнорировали.

Секретарь, не привыкший находиться в гуще международных событий, запинаясь, объявил:

– Его превосходительство британский посланник.

Миллингтон-Дрейк вошел с видом человека, не сомневающегося в радушном приеме. Он знал Гуани с войны 1914 года, когда тот был уже министром, а Миллингтон-Дрейк – молодым секретарем. Между ними установились отношения как между дядей и племянником. Поэтому он направился к хозяину кабинета с приязненной улыбкой, не соответствующей официальности миссии, и сказал:

– Господин министр. Уругвайское правительство, хорошо известное своими демократическими принципами, поступит в соответствии с международным законодательством и интернирует «Графа Шпее» на время войны, разве не так?

Глаза Гуани сверкнули. Он наклонил голову и ласково произнес:

– Присядьте, мой дорогой мальчик.

Только что закрывшаяся дверь отворилась снова, и секретарь проговорил:

– Его превосходительство французский посланник.

Месье Жантиль вошел в кабинет, держа в руках документ, запечатанный весьма впечатляющей на вид массивной красной печатью. Как и Миллингтон-Дрейк, он был профессиональным дипломатом, однако его нельзя было назвать сильной личностью. Он поклонился Гуани и проговорил:

– Господин министр. – Потом повернулся к Миллингтон-Дрейку и сказал: – Ах, это вы, уважаемый коллега, – и поклонился еще раз.

Миллингтон-Дрейк поклонился тоже. Они расстались всего лишь двадцать минут назад. Гуани, сидя за столом, переводил взгляд с одного дипломата на другого. Французский посол сделал шаг вперед и передал ему запечатанный конверт, предварительно извинившись за столь поздний визит.

Гуани взял конверт и поинтересовался у французского посланника:

– Полагаю, это очередная нота?

Жантиль развел руками:

– По условиям Гаагской конвенции…

Гуани вскинул руки, словно шутливо защищаясь от готового выплеснуться на него потока слов.

– Снова Гаагская конвенция! Господа, прошу садиться.

Он дождался, пока посетители сядут, затем сам устроился на стуле и сказал:

– Статья 17 Гаагской конвенции гласит, что военные корабли воюющих стран не могут проводить ремонт в портах нейтральных стран, помимо минимально необходимого для обеспечения безопасности на море. Также они не могут повышать огневую мощь своих кораблей. Другая сторона тоже цитировала Гаагскую конвенцию, и я заверил ее, как и вас, что нам не нужно подсказывать, как следует действовать нейтральной стране. Гаагская конвенция будет соблюдена.

Миллингтон-Дрейк кашлянул и сказал:

– Господин министр, позвольте мне привлечь ваше внимание к тому факту, что после сражения «Граф Шпее» прошел три сотни миль.

– Причем на максимальной скорости, – добавил французский союзник. – Кто тут говорит о немореходном состоянии?

Гуани подавил зевок и вежливо проговорил:

– Господа, начиная с полуночи, а сейчас уже без десяти минут четыре, я получил три дипломатические ноты от немецкого посла, две – от британского посланника и две – от французского. Мы – маленькая страна, взвалившая на себя тяжелое бремя нейтралитета. Прошу вас, не делайте эту ношу еще тяжелее.

Миллингтон-Дрейк взглянул в потолок, после чего явно махнул рукой на дипломатический этикет, поскольку тихо, но с полным пониманием серьезности вопроса спросил:

– Извините за нескромный вопрос, но вы сможете повлиять на решение вашего правительства?

Гуани всем телом повернулся к англичанину и уже открыл рот, чтобы ответить резкостью, но тут встрепенулся француз.

– Вот именно! – воскликнул он. – Куда сейчас направлены орудия «Графа Шпее»? Не на врага! Нет! Они наведены на мирный город Монтевидео. А это не что иное, как форс-мажор, мой дорогой Гуани, самый настоящий форс-мажор.

Это было грубо. Глаза Гуани запылали яростным огнем. Он перестал быть спокойным космополитом и нейтральным дипломатом и стал горячим патриотом своей страны. Запретные слова были произнесены вслух, и это его устраивало. Его ноздри затрепетали, а губы изогнулись в странной улыбке.

– Господин Жантиль, господин Миллингтон-Дрейк, за свою короткую историю моя маленькая страна знавала немало угроз. Нам они шли только на пользу. Всякий раз, когда нам угрожали, мы делали шаг вперед. Мы – простые люди. Нас всего два миллиона. Быть может, мы знаем и понимаем не все, но некоторые вещи усвоили прочно. Закон мы понимаем. Справедливость мы понимаем тоже. Угроз мы не понимаем и не приемлем.

Он встал и выглядел при этом чрезвычайно значительным. Великий маленький человек говорил с искренней страстью и достоинством:

– Взгляните на меня. Я вовсе не большой человек. Зато у меня два миллиона голов.

Все было сказано. Посланники откланялись и ушли. Небо над восточным горизонтом быстро светлело. Занимался рассвет.

Майк Фаулер видел в своей жизни много рассветов. Обычно он именно в это время отправлялся спать. Но на сей раз ему было не до сна. В прохладные предутренние часы, когда спокойные воды реки Ла-Плата становятся из черных свинцовыми, когда дует холодный, хотя и не слишком сильный ветер, а современные многоэтажные здания, выстроившиеся вдоль длинных пляжей Монтевидео, окрашиваются ярким светом, льющимся с полыхающего рассветным заревом неба, Майк вел свой фургончик по дороге, тянущейся вдоль пляжа. Перед ним тряслись три грузовика, принадлежащие телефонной компании. Процессия подъехала к бару «У Маноло». Маноло, как и сам Майк, не был любителем ранних подъемов, на что американец и рассчитывал. Везде было темно и тихо. На полуразвалившейся террасе, единственным достоинством которой был великолепный вид, открывающийся на гавань, город и реку, были сложены столы и стулья. Нигде не было никого, кроме маленького покрытого веснушками мальчика, который шел рыбачить. Он тотчас остановился и принялся с большим интересом наблюдать за работой инженеров, которые выгружали и монтировали оборудование, разматывали кабели – в общем, делали все, чтобы Майк мог напрямую вести разговор с Нью-Йорком. Он уже получил оборудование от записывающей компании и готовился к своему звездному часу. Нужно было только найти хорошую точку обзора Монтевидео, и Маноло этим располагал. Майк неплохо знал Маноло и был почти уверен, что тот возражать не будет. Почти, но все же… Он строго-настрого предупредил своих помощников о необходимости соблюдения молчания, и все общались между собой знаками. Майк и Поп сняли стулья со столов и установили батарею микрофонов на самом удобном угловом столе, откуда хорошо просматривался пляж и гавань.