Picaro - Последний поход Морица фон Вернера

Хотите встать на рассвете — ложитесь спать на пустой желудок. Нельзя сказать, что отходя ко сну, Мориц фон Вернер ставил перед собой цель проснуться пораньше, но не успел пропеть первый кочет, как молодой человек открыл глаза, разбуженный приснившейся миской говяжьей похлебки. Увидев над собой проступавшие в сумраке потолочные балки, он смежил веки, пытаясь вернуться к ускользнувшему сновидению. Отчаянно хотелось есть. Последнюю неделю, экономя оставшиеся деньги, Мориц довольствовался краюхой хлеба в день и был не прочь подкрепиться хотя бы во сне. Но глиняная миска с наваристым содержимым бесследно растаяла, а сердитое ворчание в пустом животе и сосущее чувство под ложечкой окончательно разбудили стрелка.

Позевывая, он поднялся и прошлепал босыми ногами к тазу, у которого стоял медный кувшин с водой. "Ну и времечко, — грустно думал молодой человек, умываясь, — даже, когда я скитался по дорогам, мне не приходилось так туго затягивать пояс". Заканчивался второй месяц пребывания в Дамбурге, а его дела шли все хуже и хуже. В кошельке стрелка остался последний талер, и тот пойдет в уплату переписчику. Одна радость, что сегодня Мориц закончит рукопись, а следовательно, можно будет навестить дом советника Бодля. Богатый негоциант, член дамбургского магистрата во время приема в ратуше выказал живейший интерес к истории ветеранов Последнего похода. Фон Вернер хорошо запомнил их разговор в празднично убранном зале, где он с товарищами обедал в компании патрициев и цеховых старшин Вольного города.

"Печально, — вздохнул сидевший напротив советник, — если столь славное деяние в скором времени предадут забвению. Я бы не пожалел пол сотни золотых за рукопись о подвигах Герцога, записанную со слов очевидцев. Вы очень интересно рассказывали о них, мой друг, — он приподнял кубок, приглашая собеседника выпить, — но, поверьте старому человеку, ветер времени рассеет слова, как дым. А жаль…"

Сам того не подозревая, Бодль затронул некую струну в душе стрелка. Разговор с негоциантом разбередил давнюю страсть молодого человека к сочинительству. Вот уже лет пять со времен обучения в аббатстве святого Михаила он пытался сочинять романы и поэмы, отчаянно подражая прочитанным авторам. Даже в полк Герцога юноша записался, надеясь поведать миру о героическом покорении таинственных земель, населенных чернокожими язычниками. Но поход за королевской короной, унаследованной Герцогом по праву от славных предков, обернулся трагедией. Впрочем, не менее достойной, чтобы остаться в исторических анналах, чем победы иных полководцев. По крайней мере, так выходило на бумаге.

Услышав робкое предложение Морица, что он мог бы попробовать лично написать о событиях, участником которых был, советник скептически улыбнулся. Он выразительно посмотрел на сильные, загрубевшие от упражнений с мечом и пикой пальцы стрелка. Перевел взгляд на дочерна загоревшее лицо фон Вернера, но смеяться не стал.

"Попробуйте, мой друг, — Бодль задумчиво взялся за кончик холеной бородки, — и приходите с рукописью ко мне в дом. Вам всякий покажет, где это. С удовольствием прочту вашу историю на бумаге. В случае, если получится также занимательно, как изволили рассказывать сегодня, то можете рассчитывать на мою глубокую благодарность…"

Причесывая влажные волосы костяным гребнем, Мориц одну за другой открыл ставни. С удовольствием подставил лицо свежему морскому ветру, не дававшему всю ночь покоя городским флюгерам. Окно комнатенки, которую снимал фон Вернер, выходило на двор дамбургской таможни. Там у запертых ворот, где стояли сторожа с алебардами, несмотря на ранний час, успели собраться шкиперы, чьи суда недавно прибыли на рейд. Но присутствие начинало работу только через несколько часов. Некоторые из заскучавших приезжих с интересом поглядывали на вывеску "Красного Восьминога" — гостиницы, где жил фон Вернер. Под яркой грубо намалеванной "картиной", на которой плавающее в изумрудных волнах алое чудовище сжимало в щупальцах кружки с пивом, были гостеприимно распахнуты двери. Не пройдет и часа, как большая часть очереди перекочует за дубовые столы в гостиницу праздновать счастливое прибытие в порт.

Уловив аромат жареного со специями мяса, донесшийся из кухни на первом этаже, Мориц сглотнул слюну, мгновенно наполнившую рот. Пора становиться к маленькой конторке в углу комнаты, браться за гусиное перо. Писать мемуар было очень тяжело. Занятие требовало полного сосредоточения, напряжения ума, но, к счастью, заставляло молодого человека забыть о еде. Невольно сдерживая дыхание, фон Вернер отошел от окна. Неуверенно, с некоторой долей страха, как всегда, когда начиналось ежедневное сочинительство, он посмотрел на две стопки бумаги. Одну составляли густо исписанные, усеянные помарками и кляксами листы, другую белоснежные, еще не тронутые рукой автора.

Незаметно для самого себя закусив, в задумчивости нижнюю губу, Мориц взял свежее перо. Размышляя над сочиненной вчера фразой, он придвинул чистый лист, и обмакнул кончик пера в свинцовую чернильницу…

"… На шестой день похода вернулись лазутчики с известием, что на горизонте видны стены и башни столицы неверных. Новость в мгновение ока облетела лагерь, воспламеняя сердца воинов. Все, начиная с доблестных рыцарей и заканчивая простыми стрелками, поздравляли друг друга со скорым завершением похода. Ведь только один ночной переход отделял нас от желанной цели!

Готовясь к сражению, которое несомненно последует, когда полк окажется под стенами вражеского города, воины провели вечер, приводя в порядок снаряжение и оружие. С наступлением темноты, построившись походной колонной и выслав конный авангард, мы выступили в путь.