Ибрагим Абдуллин - Прощай, Рим!

Но рассказывает Кей не поймешь на каком языке. Форменный «винегрет» из русских, итальянских, английских слов. И кто его знает, может, он еще и свои — суданские — подмешивает. А плут Петя слушает, кивает, поддакивает, а потом хватится за бока и покатывается. Хохочет и Кей.

Пока ждали, не покажется ли Москателли или Капо Пополо, в жизни партизанского отряда «Свобода» произошло несколько важных событий.

Внезапно занемог Николай Дрожжак. Вечером он вернулся с дозора, за ужином рассказывал о СТЗ, посмешил товарищей, вспомнив о переделках, в которые он попадал из-за собственной горячности, молодости, глупости… Словом, все было в порядке. Но вдруг в полночь он застонал, заметался. Леонид, потихоньку поднявшись, перебрался к нему — лег рядом. Пощупал пульс, спросил:

— Коля, что с тобою?

— Горю, Леонид Владимирович… — Он почмокал пересохшими губами и глотнул слюну. — Воды…

Леонид намочил полотенце в холодной ночной воде, которую притащил в котелке Ильгужа, и положил на лоб Дрожжаку. Компресс не помог. У больного начался бред. Он то жалобно звал кого-то искупаться вместе в Волге, то сердился, то умолял простить его. Долго оправдывался в чем-то, доказывал, что он нисколько не виноват, а потом зарыдал…

Леонид всю ночь не сомкнул глаз, просидел возле Николая. Когда рассвело, около них собрались бойцы из роты капитана Хомерики, Антон и Кей. Всем хотелось как-то помочь, чем-нибудь облегчить страдания товарища.

— Похоже, что воспаление легких, — с горечью сказал Леонид. — И так-то он лиха хлебнул больше всех… Слаб совсем, а если кризис начнется… У нас, как на грех, даже аспирина нет…

— Найду! — решительно заявил Петя Ишутин.

— Где, как? — удивился Леонид.

— Сейчас сбрею бороду и в Монтеротондо отправлюсь.

— И на первом же перекрестке влипнешь, да? Ты же ни слова по-итальянски не знаешь.

— А я немым прикинусь, — сказал Петя. — Никита, или давай сам шевелись поживее, или бритву мне вынеси. Нельзя не помочь Коле Дрожжаку. Он больше всех нас заслужил свободу!

«Дело рискованное, конечно, — думает Леонид. — Но если и впрямь воспаление легких, нам его без лекарств не выходить. Да и Петю, пожалуй, не удержишь».

— Ну что ж, добро. Вдвоем с Сережей пойдете. И видом он на итальянца смахивает… Только, пожалуйста, будьте внимательны. Не то и сами погибнете, и Коле не поможете. В аптеке скажите, что пневмония… — начал было Леонид и вдруг задумался. — Спросить-то вы спросите, а чем расплачиваться будете?

— Как говорит Ильгужа, бог дал зубы, бог даст пищу, — скалится Петя, намыливая щеку. — Бороду жаль, конечно, но была бы голова цела, шапку купим… Антон, одолжи мне пистолет.

— Нельзя! — категорически возражает Леонид. — Попадетесь с оружием — хана! Да и соблазна лезть на рожон не будет. Знаю я тебя!..

Побрились, почистились, обсудили, как лучше действовать, какие лекарства просить, и отправились Петя Ишутин с Сережей Логуновым в недалекую, но опасную дорогу. Друзья пожелали им счастливого пути.

Прошло, наверное, не больше двух часов. Вдруг сверху примчался запыхавшийся Кей. (Он с утра был в дозоре, вместе с Ильгужой вел наблюдение за шоссе.) Ноздри раздулись, широченная грудь ходит, будто кузнечные мехи.

— Френд командир!.. — Кей пальцами изобразил рога на голове. — Му-у, му-у… Очень много… Очень.

— Чего мычишь? — сказал Никита, поддразнивая его. — Бодаться, что ли, задумал? Давай пободаемся.

Кей опять замычал: му-у… му-у…

Партизаны покатились со смеху.

— Тише вы! — прикрикнул на них Леонид. — Он говорит, что коровы идут… Кей, а конвой… фашистов много?

— Фашист?.. Йес, йес! — Он поднял вверх ладонь, показал пять пальцев, а потом еще три.

— Ага, понятно. Таращенко, собирай людей. Пулеметчики там. Запасные расчеты тоже пойдут на всякий случай. Ты, Коряков, останешься здесь за старшего. Следите за сигнализацией. Если дело обернется плохо, три раза махнем кепкой. Тогда все уходите вниз. На первое время укройтесь в развалинах мельницы, а потом потихоньку перебирайтесь на виноградники. Там есть мелкие пещеры, итальянцы знают о них и разыщут вас. За Дрожжака отвечает Сажин. Пошли, Антон.

Они побежали вверх по ущелью. Кей всю дорогу, не умолкая, о чем-то рассказывал.

Рассыпавшись по обеим сторонам дороги, неспешно движется стадо, подгоняемое немецкими солдатами. По шоссе катятся две брички. Коровам явно не хочется удаляться от привычного луга, от хлева. Они упрямо разбредаются направо и налево, а те, что поноровистее, просто поворачивают назад. Немцы злятся, хлещут плеткой, замахиваются карабинами…

— Самое малое двести голов, — сказал Ильгужа, залегший с пулеметом.

— Это значит, что обездолены двести крестьянских семей…

— Значит, сотни детей остались без молока…

Кей сказал правду. Немцев восемь человек. Один едет на бричке, остальные погоняют стадо. Что же делать?

— Давай, Леонид, команду, — говорит Таращенко. — Перебьем охрану, а коров вернем итальянцам.

— Перебить охрану — это хорошо. А если в перестрелке половину стада покалечим?

— По-моему, — говорит Ильгужа, — надо подкрасться поближе и крикнуть «хенде хох!». Они и не очухаются.

— Так и сделаем. — Леонид поворачивается к бойцам у второго пулемета: — Вы, Остапченко, ползите по этому краю. Вы, Муртазин, как только стадо пройдет, проберитесь на ту сторону. А мы выскочим на самое шоссе. Таращенко, не спускай глаз с того, что на бричке. Он может раньше других заметить нас. А то удерет еще.

— Ну идем, что ли! — нетерпеливо говорит Сывороткин.

— Не спеши. Пусть пройдут вперед.

Предстоит первый бой. Коровы движутся еле-еле. Время ползет того медленнее. Пахнет молоком. Буренка с огромным, будто самовар, выменем вдруг повернула голову назад, замычала — тоскливо, громко.

Не поймет Леонид, что делается с ним. Воспоминания, будто утренний туман, застлали ему глаза, и, словно от угара или крепкого вина, кругом пошла голова.

…Колесники. Летний ясный вечер. По деревне пылит стадо. Хромой дед Архип звонко щелкает длиннющим кнутом… Через всю Россию Леонид везет в вагонах в Сибирь ярославских коров… Ходит в Оринском районе по колхозной ферме и радуется — холмогорки попали в хорошие руки… Что-то теперь там делается?..

И вот мимо них прогромыхала первая бричка, на которой, поигрывая на губной гармошке, развалился немец. А вторая — пустая. Ильгужа и Кей змеей скользнули через шоссе на ту сторону, скрылись в кювете. Леонид прикинул, что ребята подошли достаточно близко к немцам, выскочил на дорогу и крикнул «ура!». Его клич подхватили остальные. Услышав русское «ура», фрицы оторопели, сразу побросали оружие. Но гармонист на бричке проворно скатился на дорогу и открыл огонь. Коровы, задрав хвосты, метнулись в разные стороны, сшибаясь друг с другом. Тем временем очнулись и те, которые подняли было руки. Разглядев, что партизан всего горсточка, стали тоже отстреливаться.