Искандер Гилязов - Легион «Идель-Урал»

Большую напористость и меньшую осторожность демонстрировали представители старой эмиграции. Но к ним отношение в Германии было весьма неоднозначным. Более подробно о вопросах политического сотрудничества старой эмиграции с нацистским режимом еще будет сказано в специальной главе, поэтому остановлюсь лишь на некоторых моментах, имеющих отношение к судьбам тюрко-мусульманских военнопленных.

Среди крупных лидеров тюркской эмиграции из СССР, которые в начале войны выражали свое пожелание помочь в облегчении судьбы сотен тысяч своих соплеменников, оказавшихся в плену, были Мехмет Амин Расул-заде, Мустафа Чокай-оглу, Гаяз Исхаки, Джафер Сеидамет, Эдиге Кирималь, Ахмет Заки Валили, Абдул-Гани Усман, Вели Каюм хан и др. Некоторые из них, даже если и имели отрицательное отношение к нацистскому режиму, уже осенью 1941 г. высказывали пожелание приехать в Германию и как-то содействовать в работе с военнопленными; но не было позволено въехать в Германию, например, Ахмеду Заки Валиди и Гаязу Исхаки. За последнего хлопотал перед германским МИДом турецкий генерал Эркилет: 10 октября 1941 г. он направил письмо фон Хентигу, заметив, что Исхаки имеет типографию в Берлине и мог бы тотчас организовать издание газеты для тюркских военнопленных и вообще помочь в налаживании германо-турецких отношений. [78] РА АА, Ut. St. S. Panturan, R 29900, N 311734–311735. Более удачной оказалась инициатива предпринимателя Ахмеда Вали Менгера, о чем я уже также упоминал выше — ему было во всяком случае позволено въехать в Германию: он вместе с Алимджаном Идриси посетил в МИДе фон Хентига 14 октября 1941 г. В беседе он выразил настойчивое желание помочь Германии в работе с тюркскими военнопленными: при их регистрации, установлении личности, а также поставлять для военнопленных через турецкое Общество Красного Полумесяца пищу и одежду. [79] BA-Potsdam, Auswärtiges Amt, Nr. 61174, Bl. 195. В сохранившихся документах, к сожалению, нет более подробных сведений о том, сумел ли реализовать Менгер свои пожелания, известно лишь, что он в годы войны осуществлял крупные коммерческие операции в европейских и восточных странах.

Те же эмигранты, которые уже достаточно давно находились в Германии, по мере сил старались как-то изменить положение тюрко-мусульманских военнопленных, среди них особенно отмечу Абдул-Гани Усмана, Мустафу Чокай-оглу, Вели Каюм хана, Алимджана Идриси, хотя порой только на условий сотрудничества с режимом. Они входили в состав комиссий Восточного министерства, которые инспектировали лагеря военнопленных и осуществляли их разделение по национальному признаку. Один из известных лидеров среднеазиатской эмиграции Мустафа Чокай-оглу во время пребывания в лагере Ченстохово заболел тифом и скончался в декабре 1941 г. [80] О Мустафе Чокай-оглу см.: Hidiraliev, D. Mustafa Çokay. Hayati, Faaliyetleri ve Fikerleri. Ankara, 2001. А. Романов, однако, совсем иначе описал кончину Чокай-оглу: как будто бы «махровый изменник» Вели Каюм-хан, мечтавший о кресле президента Туркестанского национального комитета, убедил немцев, что «Чокаев, связанный в прошлом с англичанами, умышленно тормозит активное использование „туркестанских“ кадров и помог последнему перебраться в „лучший мир“, дав вместо порошка от головной боли стрихнин» (Романов А. Аллах чернорубашечников // Наука и религия. 1964. № 5. С. 33).

В продолжение высказанных представлений отмечу и следующее: кроме названных факторов важен для германского руководства был и фактор психологически-пропагандный. Т.е. освобождение из плена и привлечение в качестве союзников представителей тюрко-мусульманских народов СССР, должно было, по мнению немецких официальных лиц, оказать влияние как на эти народы в целом и расколоть советское общество, так и повлиять в какой-то степени на мировое общественное мнение, прежде всего, конечно, на мусульманские страны. Как выяснилось, однако, полностью поставленной таким образом цели добиться не удалось. Большинство мусульманских стран, а в особенности Турция, на которую Германия возлагала определенные надежды, сохраняло в годы войны осторожность и нейтралитет, хотя и высказывало свои симпатии политике Германии по отношению к тюрко-мусульманским военнопленным. О расколе в советском обществе на основе национальных противоречий и говорить не приходится — подавляющее большинство многонационального населения СССР воспринимало гитлеровскую Германию как своего основного врага, и дух патриотизма в стране был очень высок.

Итак, мы проследили те обстоятельства, которые и стали основанием для создания Восточных легионов. Теперь же подробнее рассмотрим саму их военную историю, обращая наше основное внимание Волго-татарскому легиону или легиону «Идель-Урал».

Было бы ошибочно полагать, что создание военных формирований из представителей различных народов Советского Союза было абсолютно случайным и вызванным к жизни исключительно стечением обстоятельств, которые в основном для Германии были неблагоприятны. Оказывается, этот вариант обсуждался и продумывался в самом начале войны против СССР, правда, решения не получил и был отложен на неопределенный срок.

30 июня 1941 г. состоялось специальное заседание Министерства иностранных дел Германии под председательством посла Риттера. На заседании обсуждался вопрос о добровольческих соединениях и возможности их использования в борьбе против СССР. При этом было заявлено, что два соображения имеют значение для создания добровольческих соединений: количество желающих (вероятно, однако, что здесь желаемое выдавалось за действительное — «многих желающих» через неделю после войны еще явно не было, хотя, конечно, на совещании речь шла обо всех европейских странах) и политический, пропагандистский мотив воздействия на население европейских стран. Как видим, те мотивы, о которых мы уже сказали выше, продумывались германской верхушкой еще до того, как они действительно встали во всей своей остроте. На заседании обсуждались возможности создания соединений из представителей европейских стран, в том числе прибалтийских и СССР. МИД идею в целом одобрил, посчитав, что создание подобных соединений может быть осуществлено при ОКВ или же при Главном управлении СС, они будут носить закрытый характер и иметь немецкую униформу. [81] РА АА, Pol. XIII, Bd.29, R 105196. В начале июля этот вопрос был рассмотрен и одобрен также и заинтересованными военными инстанциями — ОКВ и Главным управлением СС — с уточнением, что подобные формирования могут находиться только в резерве, на территории соответствующих стран и под полным контролем немецких дипломатических представительств. [82] РА АА, Pol. XIII, Bd.29, R 105196. И здесь ответственные чиновники МИДа проявили особую осторожность по отношению к эмигрантам, в особенности из народов СССР: 2 июля 1941 г. государственный секретарь Эрнст фон Вайцзеккер ясно заявил официальную позицию: «русские (имеются в виду, конечно, не только этнические русские, а все выходцы с территории Советского Союза. — И. Г. ) эмигранты заявили о своей готовности воевать против СССР в качестве добровольцев. Их желание надо приветствовать, но регистрировать их в таком качестве нельзя, так как создание таких соединений не предусмотрено. Мы не имеем никакого интереса в подобном представительстве русских эмигрантов». [83] Ibid. Итак, вопрос о добровольцах обсуждался уже в самом начале войны, но он так и остался на стадии обсуждения, и никакого решения относительно создания вооруженных формирований, по крайней мере из народов СССР, тогда принято не было. Причина тому — общая установка на военную победу Германии, причем только своими силами.