Симота Сэйдзи - Японский солдат

Откуда-то донесся поющий женский голос. Наверное, радио или пластинка… Голос был веселый и слащавый. Ёсимуре невольно вспомнился один вечер. Месяц назад он и четверо солдат ходили «на прорыв».

Передовые позиции противника находились тогда значительно дальше, чем сейчас. Видимо, это была другая часть, а впрочем, может быть, и эта самая. Они неслышно подошли в темноте и молча разглядывали позицию противника в щель между бревнами изгороди. В палатках горел свет, и так же, как и сейчас, разносился запах кофе, свежего хлеба, и пел сладкий женский голос, но звучал он еще громче — была ночь. «Поесть бы досыта хлеба и умереть», — подумал тогда Ёсимура, борясь с желанием войти за ограждение.

В тот вечер они, как всегда, перед тем как убраться восвояси, бросили за ограждение две гранаты и пустились наутек. Они бежали, цепляясь за ветви деревьев и спотыкаясь о корни, и раньше, чем разрывы гранат, услышали за спиной треск автоматной очереди, а затем, после взрыва, джунгли прорезал резкий стрекот пулеметов.

Пробежав метров пятьдесят, они легли на землю и минут пять молча слушали лай пулеметов. Пули щелкали совсем рядом, отскакивая от ветвей и стволов. Затем стрельба прекратилась, и лишь в глубине джунглей еще продолжало звучать эхо. Потом все затихло. В палатках снова зажглись огни, в их отсветах засверкала мокрая от ночной росы листва. Некоторое время они ползли по земле, не поднимая головы, и вдруг до их слуха донеслась песня на японском языке: «Вишня, вишня расцвела». Пела маленькая девочка. После резкого лая пулеметов — вдруг нежный тоненький голосок. Это было так неожиданно, что они даже затаили дыхание. Но, заметив уловку противника, выругались: «Вот скоты!» Чувство невыносимого унижения, обиды, досады и какой-то неясной тоски охватило каждого. Пение кончилось, и в притихших джунглях отчетливо прозвучало: «Солдаты отряда Окамуры, приветствуем вас!» Речь шла об их дивизии. Диктор говорил на безукоризненном японском языке.

«Солдаты отряда Окамуры! Вы сражались отважно и заслужили наше искреннее уважение. Однако исход сражения на острове уже предрешен. Новые жертвы бессмысленны. Зачем вам погибать жалкой смертью? Переходите к нам! Многие из ваших соратников уже у нас. Говорят, вы боитесь, что будете расстреляны, если сдадитесь в плен. Не верьте этому вздору. Согласно Женевской конвенции, армия союзников…»

Они постояли немного. Плюнуть и идти дальше? И все же где-то в глубине души настойчиво шевелилась мысль: не двинуть ли туда, откуда доносится голос?

— А может, это правда? — сказал кто-то.

И тогда Ёсимура вспылил:

— Прекратить дурацкие разговоры. Возвращаемся!

И зашагал вперед. Он торопливо шагал, стараясь заглушить собственные сомнения.

Голос, несомненно, принадлежал японцу американского происхождения. Он не сказал ничего нового — все это они уже не раз читали в листовках, однако речь произвела сильное впечатление, потому что к ним обращался живой человек и говорил очень просто, по-дружески.

Ёсимура еще два-три дня ходил потом под впечатлением этой передачи. И сейчас, вспомнив этот случай, подумал, что в передовых частях противника всюду, наверно, есть хорошо владеющие японским языком люди. Однако здесь, судя по всему, нет переводчика, значит, это какая-то особая часть. А может быть, голос, который они слышали тогда, был просто записан на пластинку?

Как бы там ни было, они оказались вдруг в совершенно ином, неведомом мире. Казалось, реальный мир раскололся надвое и все это только сон.

Минут через тридцать приехали три джипа (что это были джипы, он узнал значительно позже). С машин спрыгнули солдаты с автоматами, в белых ремнях, с белыми повязками на рукавах, где были выведены красные буквы: «М. Р.» Они поговорили о чем-то с конвоирами, затем совсем недолго — с вышедшим из палатки военным, похожим на офицера, после чего быстро рассадили пленных по машинам, так что каждый из них оказался между двумя солдатами, и джипы тронулись.

На передней машине ехал Такано, Ёсимура на второй. «Ну, вот, везут в жандармскую часть! — подумал он. — Какая судьба нам уготована? Впрочем, не нужно бояться смерти. Надо думать о погибших товарищах».

Тут он заметил, что его колени мелко дрожат. Рядом с плотными ляжками солдат, на которых покоились выкрашенные в зеленый цвет автоматы, его костлявые ноги казались тонкими, как сухие ветки. Солдаты непрерывно болтали о чем-то с водителем, лица их казались не такими суровыми, как у конвоиров. Они были, пожалуй, даже будничными — солдаты выполняли свою обычную работу. Может быть, они были уверены, что пленные не сбегут? Или ими просто владела безмятежная лень, свойственная солдатам тыловых частей?

Ёсимуру удивило, что солдаты, явившиеся в чужую часть и принявшие их от офицера, не отдают честь, не докладывают по форме. И конвоиры вели себя точно так же. В японской армии и речи не могло быть о том, чтобы не доложить по форме командиру, будь это даже на самой передовой линии. Солдаты должны были бы встать по стойке «смирно», отдать честь командиру и доложить, что такие-то из такой-то части доставили трех пленных или препровождают их оттуда-то туда-то. Однако никакого официального рапорта Ёсимура не услышал. Может быть, он просто не понял, о чем они говорили? У него было впечатление, что в этой части вообще не существует воинской дисциплины, словно это не военные, а необученные новобранцы. Как же можно было идти с такими в бой? Ёсимура не переставал удивляться.

Тем временем машина мчалась по уже знакомой им главной дороге на запад. Проехав около километра, они увидели стройку. Как и на прежней позиции, лес с обеих сторон дороги был вырублен. Расчищали джунгли туземцы. Видимо, расширяли дорогу. Всюду гудели моторы удивительных машин — Ёсимура никогда прежде не видел таких: тягач, похожий на танк, с ревом вытаскивал из земли огромный пень, обвязанный канатом; самосвалы, запрокинув кузовы, с шумом ссыпали на дорогу речную гальку; бульдозер толкал перед собой целую гору красной глины; не спеша двигался взад-вперед дорожный каток. И Ёсимура вспомнил, как они строили эту дорогу, вооружившись лопатами и плетеными корзинами. После высадки на остров они прежде всего поспешили проложить дорогу. На этом участке — он был как раз в районе расположения батальона Яманэ — они возились более полугода. Саперы наводили мосты и брали на себя самые трудоемкие работы, однако и пехоте тоже досталось. Каждый день сюда являлись солдаты с пилами, топорами, лопатами и плетеными корзинами. Они нарочно оставляли по обочинам большие деревья, чтобы прикрыть дорогу сверху. Австралийские солдаты, наоборот, вырубали деревья по обеим сторонам на сорок-пятьдесят метров. Это было как бы наглядным свидетельством их военного превосходства.