Владимир Полуботко - Железные люди

…Все приказы командира и его помощников подавались и выполнялись с таким количеством небывалых, безумных нарушений, что это граничило с массовым психопатизмом!

…Плавучий дурдом, пьяный корабль, корабль дураков…

…Погружение выдавалось за всплытие, поражение — за победу!

…И мы поверили!

…И вот теперь мы — на дне! Почти покойники!

…И теперь стало ясно, почему верхний рубочный люк не открывался, вопреки технически безграмотному пожеланию одного высокого начальника и приказу другого: как же откроешь его, если в него сверху упёрся многотонный столб воды!

В это время в кормовом отсеке (он же — шестой, он же — турбинный) выяснилось, что в нём вдруг объявились два лишних человека. Это были мичман Серов и матрос Гонталев. Оба были страшно напуганы чем-то, но ничего толком не могли объяснить и почти заикались от страха.

Из шестого отсека они перешли в седьмой — самый последний.

А в этом седьмом отсеке был такой молодой мичман по имени Василий, а по фамилии Краснобаев.

Этот самый Краснобаев — даром что всего лишь мичман и что молодой! — он уже всё и безо всяких подсказок сообразил сам.

Во-первых, и в шестом отсеке, и в седьмом тоже приходилось перекрывать «вентиляционную воду», и одно это уже могло навести на кое-какие мысли, а во-вторых, глубиномер в этой части подлодки был в исправном состоянии и показывал точно и беспристрастно: сорок три метра погружения! Что ж тут непонятного?..

Сорок три метра — это отличалось на два метра от того, что было в носовой части корабля, и объяснялось так: дно, на которое легла лодка, было неровным.

Впрочем, такие подробности сейчас не имели значения. Имело значение лишь то, что двадцатитрёхлетний мичман Краснобаев закончил некогда школу подводных диверсантов, где получил при крайне суровой закалке ещё и весьма специфические знания и навыки; он же отличался и целым рядом ценных качеств, которые очень редко сочетаются в одном человеке: это была и физическая выносливость, и хорошие знания военно-морского ремесла, и ум, и крепкие нервы, и элементарная порядочность. И сейчас, когда двое незваных гостей стояли перед ним и лепетали что-то бессвязное про гибель четвёртого отсека, откуда они убежали через пятый отсек, он сохранил полное самообладание.

Короткий допрос беглецов и затем столь же короткое исследование дали такую картину:

Серов и Гонталев находились на средней палубе четвёртого отсека, когда сверху неожиданно хлынула вода. Десятки, а потом уже и сотни тонн её лились и лились таким мощным и непреодолимым потоком, что оба моряка вдруг поняли: они находятся зажатыми между двумя стенами — одна была сделана из падающей и грохочущей воды, а другая — из железа. В водяной стене не было проходов, а вот в железной — был. Это был проход в соседний отсек. Хотелось уйти оттуда, где тебя вот-вот настигнет неминуемая смерть. Хотя Устав и запрещает делать это. Полагалось либо бороться за спасение своего отсека, либо терпеливо умирать там, где тебя застигла смерть. Нарушая Устав, они открыли круглую дверь, ведущую в пятый отсек, и пролезли туда. По их словам, они тотчас же стали закрывать её за собою. Но она почему-то не закрывалась плотно — в ней что-то заедало! Тогда они бросили дверь и побежали по тёмному пятому отсеку в сторону кормы, обходя грозные атомные реакторы с правой стороны. А вода уже мчалась вслед за ними, но не прямо по пятам; у неё были дела поважнее, чем догонять двух убегающих нарушителей Устава: ей ещё нужно было затопить нижний этаж этого отсека. Беглецы же, перескочив в отсек номер шесть, на этот-то раз смогли задраить за собою дверь по-настоящему. Эта дверь была в исправном состоянии.

И теперь эта самая дверь была покрыта холодным потом. По одну сторону была тридцатиградусная жара, а по другую — забортная ледяная вода, от которой корабль отяжелел по крайней мере на полтысячи тонн. То есть, картина получалась та же самая, что открылась в своё время перед старпомом Колосовым и командиром корабля Рымницким в третьем отсеке.

Но была и кое-какая разница. Дело в том, что межпереборочные двери на этом подводном корабле открываются по-разному: одни — в сторону кормы, другие — в сторону носа. Тому есть свои технические основания. И теперь вода, затопившая четвёртый и пятый отсеки, давила на дверь в третий отсек так, что запирала её ещё сильнее; здесь же, в корме, вода из затопленных отсеков давила на запертую дверь, как бы стремясь распахнуть её. Иными словами: у людей здесь вся надежда была только на крепость запоров. Выдержат или не выдержат.

Происшедшее означало ещё и другое: на лодке затоплены два смежных отсека. Поскольку мичман Краснобаев ничего не знал о мнимом всплытии и о расходе впустую сжатого воздуха, то до этого известия он ещё надеялся, что всё кончится хорошо.

Теперь же ему стало ясно, что ничего хорошего ждать не приходится. Подводная лодка этого типа спокойно сохраняет плавучесть при двух затопленных отсеках, но — только не смежных!

С двумя смежными — она покойница.

Тем более, что затопленный необитаемый пятый отсек — это ведь ещё и два атомных реактора, из которых один всегда отдыхает, а другой — работает. И ещё неизвестно — заглушили ли работающий реактор или нет.

Командиры первого, второго и третьего отсеков докладывали Рымницкому о количестве людей, оказавшихся у них, и о наличии спасательных средств.

Доклад получался зловещим: спасательных средств было намного меньше, чем людей.

В десять раз меньше.

Да и те, что имелись, часто были неисправны… За литры спирта всё было когда-то и кем-то благополучно поднесено кому-то на подпись, всё было одобрено вышестоящими и контролирующими инстанциями.

Очень пьющими инстанциями.

Но даже и на бумаге спасательные средства были предусмотрены только для основного экипажа, а не для «гостевого». Ещё Тогда и Там Рымницкий просто не имел права выходить в море с таким багажом безобразий. Надо было с самого начала сорвать с самого себя погоны и добровольно идти в тюрьму или хотя бы даже и под расстрел, но не допускать выполнения преступного адмиральского приказа о выходе в море.

Всё искал компромиссов… Доискался…