Владимир Полуботко - Железные люди

…Плавучий дурдом, пьяный корабль, корабль дураков…

Прямо хоть сейчас — бери да и уходи из жизни; она после этого ничего не стоит!

Но Рымницкий понимал, что такой простой выход равносилен предательству. Уйти он всегда успеет, а пока надо было действовать. Людей в ловушку завёл именно он. Ему и полагалось выводить их назад.

Последний случай, когда экипаж нашей затонувшей подводной лодки смог частично вылезти из неё и более-менее успешно выбраться на поверхность моря и выжить, был лишь в далёких сороковых годах… По степени сложности тот случай лишь очень отдалённо напоминал этот нынешний. И с тех пор — сколько подлодок перетонуло, и ни единый экипаж ещё не спасся… Ну так, значит, мы будем первыми!

Будем ли?

Тем временем мичман Краснобаев кое-как наладил аварийную телефонную связь (так называемая громкоговорящая связь «КАШТАН» полностью вышла из строя) и доложил в центральный пост из своего седьмого и теперь такого далёкого отсека о положении дел в этом конце корабля: два беглеца затопили пятый отсек с атомными реакторами, и теперь девятнадцать человек собрались в кормовом седьмом отсеке; спасательных средств хватит лишь человек на десять, и кто его знает — всё ли снаряжение в исправности и все ли баллоны — с воздухом.

По приказу Рымницкого была объявлена аварийная тревога и в двух кормовых отсеках. Слышимость по телефону была очень плохая — кабель проходил через затопленные отсеки, и это как-то сказывалось на его работе, поэтому приходилось переговариваться короткими и понятными фразами.

— Командование седьмым отсеком беру на себя! — заявил Краснобаев.

И это было хорошее решение, хотя и необычное: молодой лейтенант Гайдуков, лишь недавно прибывший из училища, только и имел что звание повыше. Он даже не успел сдать необходимых зачётов и не имел практического опыта действия в настоящих, а не учебных аварийных ситуациях.

Сам Гайдуков и не возражал против этого. Главенство Краснобаева по водолазным и аварийным делам признали само собою разумеющимся и люди из шестого отсека во главе с их командиром — капитан-лейтенантом Шаталовым.

Взаимоотношения между чинами у подводников и особенно атомных, были как правило проще и человечнее, чем во флоте надводном, а уж тем более — в сухопутных войсках, в которых подобное перераспределение власти вряд ли было бы возможным.

К сожалению, на данный момент только в этой части подводной лодки и принимались правильные решения и звучали верные суждения.

А рассуждали здесь так: всё наше жизненное пространство — это теперь шестой и седьмой отсеки. В шестом турбинном отсеке делать теперь особенно нечего. Выйти наружу и спастись можно только через отсек дизельный — отсек номер семь. И единственный человек, который до мельчайших подробностей знает, как делать такие вещи — это мичман Краснобаев, некогда получивший специальную подготовку в страшной школе подводных диверсантов. То есть — самый настоящий супермен безо всяких кавычек.

Все офицеры и мичманы шестого и седьмого отсеков безоговорочно признали его авторитет.

Сам Рымницкий находился в центральном посту, то есть в третьем отсеке, и именно здесь было сейчас очень неблагополучно: из соседнего четвёртого отсека поступала вода через водонепроницаемую переборку! Дверь и сама сверхпрочная стена отлично выдерживали давление воды и не имели никаких щелей или дырок, но те места, через которые в стене проходили кабели и трубопроводы оказались слабыми. То там, то здесь вода из затопленного отсека била тонюсенькими струйками. Глядя на них, Рымницкий не обольщался: струйки тоненькие и безобидные только сейчас. Позже они будут расти в толщине. Между тем в первых трёх отсеках уже и без того было много воды, проникшей сюда в самом начале через вентиляционную трубу. Эту воду некуда было девать, и она теперь сосредоточилась на нижних палубах и в трюмах этих отсеков.

Надо было что-то придумывать. Надо было спешить. Надо было уходить.

Капитан первого ранга Лебедев предложил:

— Аварийно-спасательный буй! Мы отдадим его, и он подаст сигнал SOS! Командир! Распорядись о том, чтобы отдали АСБ!

Рымницкий лишь мрачно усмехнулся: выпускники Академии Генерального Штаба — все они такие. Все забыли практику. Отдать буй? Ха-ха!

— Собственно, мой экипаж и я всего лишь несколько дней, как приняли эту лодку, и мы ещё не во всё вникли, — Рымницкий с трудом подбирал нужные слова. — Но я догадываюсь, что и на этой лодке то же, что и везде: аварийно-спасательный буй приварен.

— Как приварен? Разве такое может быть? — изумился Лебедев.

— Может. Так везде принято. На всех подлодках этого проекта. Могли бы и знать об этом.

— Нечего меня поучать! — заорал Лебедев.

Рымницкий спокойно продолжал:

— На большой скорости буй ведь срывается с корпуса и болтается на своём тросе и бьётся… Вот их и приваривают потихоньку на лодках этого проекта. Авось пронесёт!

Лебедев сплюнул и выругался матом.

— Но ведь это — нарушение!

— Конечно!

— Но почему у меня не было ничего подобного, когда я делал свой ледовый переход?!

— То был другой проект.

— У меня другое отношение к делу было — вот что лучше скажите!

Рымницкий уже было вскипел и чуть было не закричал: да ведь это же я готовил к отплытию ту самую подводную лодку! Я, а не ты! А ты тогда пришёл на неё, на всё готовенькое, занял тогда моё место, прокатился на ней, получил, вместо меня, звание Героя Советского Союза и теперь ещё поучаешь тут меня!.. Но он сдержался и спокойно промолчал.

— И потом: ведь эта подлодка — совершеннее той, на которой шёл я! — продолжал орать Лебедев.

— Так точно! Это — шедевр. Но не в отношении спасательного буя.

Что толку препираться? Попытались отдать всё-таки буй.

Но мрачное пророчество Рымницкого всё-таки сбылось: буй не пожелал отделяться от корпуса, потому что и в самом деле был намертво приварен.

Паника, которая тихо и незаметно для офицеров и мичманов назревала среди матросов с момента появления двух беглецов, теперь стала разгораться всё сильнее и сильней. Несколько старослужащих матросов позахапывали себе все спасательные средства и категорически заявили о своём твёрдом намерении ВЫЖИТЬ. Любою ценой и за чей угодно счёт…

Паника на корабле, терпящем бедствие, — это вообще страшное дело. Особенно, если корабль пассажирский и паникуют на нём женщины: визжат, мечутся, рвут на себе волосы…