Владимир Полуботко - Железные люди

— А я вам приказываю — как адмирал офицеру: немедленно выходите! Если вы этого не сделаете, то навсегда будете считаться изменником Родины! Выходите, если вам дорога офицерская честь!

И Рымницкий повиновался: оделся, влез в трубу.

Пополз вперёд — к свету.

Двое водолазов помогли вылезти восемьдесят четвёртому человеку…

Синева. Волнистое дно. Чёрная пропасть потухшего вулкана неподалёку от носа подводной лодки.

Рымницкий поплыл над своим кораблём вверх, к Солнцу, к жизни.

Оставался молодой лейтенант.

Ковшов потому и распорядился так, чтобы Рымницкий был не самым последним. Окажись Рымницкий совсем один, кто там его знает, как бы он себя повёл? Может быть, и грозный адмиральский окрик не помог бы человеку, оставшемуся в одиночестве на морском дне — во тьме, в холоде и наедине со своею совестью.

В непроглядной тьме Капустин нырнул в непроглядно-тёмную ледяную воду.

Влез в открытую настежь трубу и, работая выставленными вперёд локтями, проделал в ней длинный путь, в конце которого светлело нечто серовато-голубоватое.

Вылез в это нечто.

Выяснил, что оно намного ярче, чем казалось в чёрной трубе, а там его уже и водолазы подхватили — они его уже давно и с нетерпением ждали. И потащили к буйрепу. Восемьдесят пятый не очень-то вежливо отбился от водолазов и, презирая все на свете кессонные неприятности, свободным всплытием устремился наверх, к Солнцу.

Совсем иначе обстояли дела у мичмана Краснобаева в седьмом отсеке. Он тоже к этому времени выпустил наружу всех тех, кто был с ним рядом и за чью жизнь он до этого взялся нести ответственность, хотя и не обязан был взваливать на себя такую ношу. Кроме того несчастного, которого задушил трос, все остались живы-здоровы и благополучно вышли на поверхность — и хорошие люди, и плохие.

И теперь внизу оставался один лишь Василий Краснобаев. В могильной тьме и в могильном холоде. Последний, как то и подобает настоящему командиру.

Труба, через которую выходили люди в этой части корабля, образно говоря, как бы ИМЕЛА ВНУТРЕННЮЮ ДВЕРНУЮ РУЧКУ. Последний влезающий в неё человек мог закрыть за собою дверь в оставленное им пространство. Имела эта труба внутри себя и нечто вроде освещения — циферблаты манометров сияли во тьме своим фосфором. Но труба эта вела не горизонтальный образ жизни, а вертикальный. Потому что была не торпедным аппаратом, а специальным аварийно-спасательным люком. Труба стояла себе и стояла — скучая долгими годами в ожидании, когда она всерьёз понадобится, и завидуя простым дымовым трубам в каких-нибудь деревенских избах — через те-то трубы хоть дым зимой выходил, а через эту — ничего и никогда не выходило.

И вот, стало быть, мичман Краснобаев выпустил всех людей.

Оделся, облачился как положено почти во всё то, что положено — это был водолазный костюм, но без тёплого водолазного белья. И влез в свою вертикальную трубу, ведущую вверх и порядком соскучившуюся по активным событиям.

И тут только и выяснил: КРЫШКА ЛЮКА ЗА НИМ — НЕ ЗАХЛОПЫВАЕТСЯ ПЛОТНО!

Именно к этому моменту сломалась мощнейшая пружина, которая-то и позволяла люку закрываться с очень большою силою и надёжностью, так, чтобы давление забортной морской воды не смогло продавить крышку, распахнуть её и непрошено ворваться внутрь отсека.

Восемнадцать раз она с лязгом захлопывалась за уходящими вверх людьми, а к девятнадцатому разу пришла в негодность — захлопнулась и тоже с лязгом, но — не плотно!

Условным стуком Краснобаев доложил об этом наверх — адмиралу Ковшову, который лично следил за всем ходом спасательной операции.

— Топи отсек, сынок! Топи его! Что ж теперь делать! — прокричал в свой микрофон адмирал Ковшов. — Лишь бы сам выбрался живым, а отсек — да бог с ним, с отсеком!

Краснобаев подумал, подумал и — отказался выполнять адмиральский приказ.

— Топить отсек — не буду! — заявил он условным стуком. — Я спасу его.

— Сынок! Бог с ним, с этим отсеком! Спасайся сам! Ты последний остался, и я не хочу, чтобы там с тобою что-нибудь случилось! Вылезай!

Краснобаев повторил свой ответ. А ещё попросил подкинуть ему спиртику — очень уж здесь холодно!

— Ну что ты с ним сделаешь! — всплеснул руками адмирал Ковшов и распорядился передать мичману Краснобаеву посылочку. Но только — чтобы без алкогольных напитков. Пить спирт при исполнении служебных обязанностей — это нехорошо. Пусть это будет тушёнка, сгущёнка…

Так и сделали — передали всё, что велел адмирал через специальное приспособление столь сложного устройства, что его описание и сам процесс передачи я пропущу.

Краснобаев обиделся, что его разумную просьбу не уважили, но виду не подал. И в течение ближайших семи часов полностью исправил поломку.

Для этого он снял с себя всё водолазное снаряжение и переквалифицировался в слесаря.

В кромешной тьме он с помощью имевшихся у него инструментов снял колоссальной тяжести круглую дверь, что отделяет седьмой отсек от шестого. Снял с неё нужную пружину. Доработал её на верстаке. Подогнал к крышке спасательного люка. Проверил. Всё получилось отлично.

Присел перевести дух. Захотелось вдруг покурить — теперь-то уже больше не надо было заботиться о сохранности и чистоте воздуха. Стал шарить по карманам чьего-то чужого комбинезона радиационной безопасности, который теперь был на нём поверх его собственной одежды — очень уж было холодно, вот и пришлось в своё время нацепить на себя первое, что попалось под руку; нашёл незаконные сигареты и спички. Закурил…

Вспомнилась жена и совсем ещё маленькая дочка… Увижу ли?.. Отогнал воспоминания — расслабляли…

Эх, вот бы горяченькую ванну теперь принять!.. Отогнал и ванну. Ванны у него не было даже и в той перенаселённой коммунальной квартире, где он жил…

Подводная лодка, отсек, выход, спасение — вот, что сейчас важно. Остальное — потом!

На этой самой подлодке Краснобаев никогда прежде не плавал, но на однотипных — поплавал предостаточно. Потому и узнавал здесь наощупь каждую железочку, каждый закуток. И сейчас ему казалось, как будто он и не уходил отсюда никогда — до того всё было знакомо…

Подлодки этого проекта в экваториальных водах всегда сильно разогревались изнутри. Кондиционеры, работавшие от забортной воды, не справлялись со своими обязанностями, и потому температура в отсеках доходила до сорока градусов. Но не во всех. В шестом, турбинном, отсеке дело доходило до шестидесяти. По такому случаю там оставляли только одного человека, в обязанности которого входило сидеть перед валоповоротным устройством — ВПУ — на случай, если техника выйдет из строя и тогда его, это самое устройство, понадобится прокручивать вручную. Человек сидел полуголым перед этим ВПУ, на него дул вентилятор, крутивший этот же самый горячий воздух, и бедняге казалось, что это какой-то холодок…