Владислав Смирнов - Ростов под тенью свастики

Утром 25 ноября советские самолеты стали бомбить фашистскую технику на улицах Ростова. По городу поползли слухи о скором наступлении наших войск со стороны Новочеркасска и Батайска. Немцы начали постоянно прогревать двигатели своих тягачей, вид у них стал озабоченный. Хрениха поняла, что немцы скоро станут драпать и решила на прощанье угостить их. В ночь с 27 на 28 ноября она замесила тесто с какой-то отравой, в мясной фарш добавила крысиного яду. Днем немцы начали собираться в дорогу. Варвара Ивановна нажарила им в дорожку ведерко пирожков и поставил на стол. Один из немцев потребовал, чтобы старуха отведала пирожок на глазах у них. Она, перекрестившись, съела два пирожка. Немцы схватили ведро, сели на свои машины и поехали в сторону Гниловской. Вскоре Варвара Ивановна почувствовала себя плохо и быстро пошла к соседке. Взяв ведро с водой, она стала жадно пить. «Варя, что с тобой? Чего ты наелась?» — спросила удивленно соседка. — «Плохо мне, помираю я…», — тихо ответила Варвара Ивановна и упала. Собрались другие соседи, пытались ее спасти. Но Варвара Ивановна скончалась. Так никто и не понял, что же случилось.

А днем 29 ноября советские войска освободили Ростов. Через несколько дней на окраине города обнаружили пять немецких тягачей с окоченевшими водителями.

Т. ХАЗАГЕРОВ. Наши окна выходили на Социалистическую улицу. И вот однажды слышим шум — по мостовой идут немецкие танки с крестами на бортах. Я насчитал семь штук. Они направлялись в сторону Нахичевани. Это немцы оставляли Ростов.

Ш. ЧАГАЕВ. В своих воспоминаниях Курт Мейзель отмечает: «В связи с осложнениями боевой обстановки и наступлением русских с северо-востока мы получили приказ отходить в сторону Таганрога. Появилась опасность окружения. Мне с трудом удалось прорваться на окраину Ростова, потеряв 15 солдат убитыми и ранеными. Сам я был контужен разрывом снаряда. Измотанные, мы вернулись в наши блиндажи на Самбековских высотах». За поражение под Ростовом, как известно, был снят с должности командующий группой армии «Юг» генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, досталось и фон Клейсту.

Е. КОМИССАРОВ. После вступления наших войск 29 ноября 1941 года, на следующий день я вышел в город посмотреть, что натворила война. Кругом закоптелые дома. Воняет дымом. На улице Энгельса лежит мужчина, голова прикрыта доской. Приподнял ее и чуть сознание не потерял. Голова раздавлена в лепешку, видно, танком переехало.

Дошел до Старого базара. Все, что могло здесь сгореть, сгорело. И кое-что еще дымится. Лежат обгорелые трупы.

Видно по всему — гражданские люди. Бродят собаки и принюхиваются к ним. Напротив главного входа на рынок со стороны Буденновского стоит полуобгоревшая машина «ГАЗ-АА». Вокруг собралась толпа. Мужики заглядывают в кабину. Бабы сморкаются в платки. Заглянул и я. В кабине за рулем сидел обгоревший шофер — солдат. Черный, как негр. Он не согнулся, не скорчился от предсмертной боли. Сидит прямо, опершись спиной о стенку кабины. И черные руки лежат на баранке. Словно это не человек, а памятник из черного мрамора. Символ погибшему на боевом посту солдату.

Снизу от Дона к машине приближается воинская часть. Идут солдаты, измученные долгим переходом. Нагруженные тяжелым снаряжением. Впереди — командир. Поравнялся с машиной, заглянул в кабину. И отшатнулся. Какое-то время молча стоял, посматривая на машину. Затем как-то вдруг подтянулся. Встал по стойке «смирно», взял под козырек. И подал команду: «Рота-а-а! Равнение направо! Строевым шагом! А-а-а-рш!» Солдаты вытянули шеи, устремили взгляд на командира, на машину. Их смутило несоответствие момента. Но поняли, что команда не зря. И стали печатать шаг… Завыли бабы, засопели мужики… А солдаты рубили шаг.

А. АГАФОНОВ. Когда наши, вошли в город, в первый же день появилась нота Народного комиссариата иностранных дел, подписанная Молотовым: «О зверствах немецко-фашистских захватчиков в Ростове-на-Дону» и листовки. Там, в частности, сообщалось о расстреле 14-летнего мальчика из ремесленного училища — Вити Черевичкина.

Убитого Витю Черевичкина я видел, мы бегали туда. Хотя расстрелян он был не там, где говорилось в листовке. Он был расстрелян в парке имени Фрунзе. И был он постарше. Но это я узнал позже, когда собирал материалы о нем для своей повести. А тогда мы просто увидели: он лежал без головного убора, как бы прислонившись к стене. Пули вырвали клочки из его ватника. Держал он в руках обезглавленного голубя. Рядом валялись тушки других голубей. Потом он стал легендарным. Его именем назвали улицу, сложили песню «Жил в Ростове Витя Черевичкин». Кинокадры и фотодокументы о нем фигурировали на Нюрнбергском процессе.

В. ГАЛУСТЯН. Немцы издали приказ: всем евреям повесить звезды на своих домах. А на пятой линии жила моя подруга Ольга Вайнберг. Мы вместе с ней учились в школе № 8 с первого по шестой класс. И вот мы решили взять ее к себе. Идем, а в это время навстречу бежит толпа. На Нольной улице из углового дома кто-то стрелял и убил двух немцев, и те стали забрасывать дом гранатами. В этом доме жила моя подруга, мы с ней учились вместе после оккупации, и она мне рассказала, как все произошло. Ее отец был в каком-то партизанском отряде и привел партизан в дом. Они сказали: будем выбивать немцев из города. Попросили жильцов уйти. Но те не захотели, а спустились в подвал. И вот когда немцы стали бросать гранаты, дом загорелся, и дым попал в подвал. В этом доме жила семья известного на всю страну гомеопата Рождественского. Сам он находился в то время в ссылке. Его зять стал перевязывать раненых партизан. А дочери своей сказал: бери матрац и беги на крышу. Но она выбежала на улицу и помчалась вниз к Дону. Впереди бежал сосед. Раздалась длинная очередь, и она увидела: голова соседа была срезана пулями и упала. А тот еще сделал по инерции несколько шагов. У нее был такой разгон, что она не могла остановиться и вынуждена была перепрыгнуть через упавшее окровавленное тело. Успела скрыться за углом.

Тем временем зять профессора Рождественского вывел людей под белым флагом. Немцы загнали их до окончания боя в щель, вырытую в сквере. А после боя вывели и всех расстреляли. Когда немцев уже выбили из города, я бегала туда смотреть. Был митинг прямо у трупов. За трупами приехал грузовик. Один человек выступал на том митинге. Я думаю, что это был тот самый подпольщик, который привел партизан в свой дом. Он рассказал, как уцелел: вышел под белым флагом вместе с жильцами, а в щели, укутавшись в старое зимнее одеяло, забился в угол. Немец, зашедший проверить, все ли вышли, толкнул его прикладом и подумал, наверное, дряхлая бабка и решил ее не трогать.

Я видела картину, когда расстрелянные лежали у стены дома. Там сейчас мемориальная доска. Жена профессора Рождественского лежала навзничь, руки на отлете, на пальце огромное толстое золотое кольцо. Какой-то старик сидел на корточках у водосточной трубы, он так и сполз под пулями на тротуар. После оккупации в школе я училась еще с одной девочкой, Катей Михайликовой. И она мне рассказала, что в этот расстрел попала ее сестра. Пуля пробила ей подбородок навылет, но она осталась жива и только потеряла сознание. Она очнулась, когда какой-то парень говорил: «Кто здесь есть живой? Ползите за мной, немцы за углом». И она поползла. Жители соседнего дома подхватили их и оказали медицинскую помощь. Катина сестра перед второй оккупацией решила эвакуироваться. Их состав попал под бомбежку, и она погибла. При расстреле уцелела, а от случайной бомбы не убереглась.