Яков Кривенок - За час до рассвета

Теперь Ирина совсем растерялась и не знала, что ответить на странные слова этой женщины. Но цыганка разом сама переменилась.

— Впрочем, сейчас не время, — прервала она себя на полуслове. — У вас есть жених или хороший друг?

Ирина невольно вздрогнула, замялась:

— Не знаю, как сказать…

— Жених есть, — убежденно подтвердила Ружа. — Так знайте, за вами следят.

— Кто? — вырвалось у Ирины.

— Фашисты. — Она поднесла фотокарточку к глазам Ирины. — Это вы?

— Я, — узнала себя Ирина. Она была снята в легком платье и соломенной шляпе.

— Рядом кто? — продолжала допрашивать Ружа. — Я спрашиваю, кто снят рядом с вами?

— Я не знаю этого человека, — заикаясь, ответила Ирина и густо покраснела. — Это случайный попутчик, на пароходе встретились.

Цыганка улыбнулась, похлопала ладонью по Ирининым коленям:

— А врать-то вы не научились, голубушка. — И как приговор добавила: — Это Семен Метелин. Тому, кто его выдаст, обещаны большие деньги.

Ирина обомлела:

— Как попала к вам эта фотография?

— Гауптштурмфюрер Рейнхельт вручил. Слышали о таком? Услышите. Мне поручено найти Метелина. Выдали ночной пропуск. Разрешили гадать на базарах, ходить по квартирам. Им нужен Метелин. Если найду, обещали дом и десять тысяч их марок.

— Он эвакуировался, — поспешила заверить Ирина.

Цыганка твердила свое:

— Неправда! Метелин в городе!.. Не бойся, со мной можно быть откровенной. Надо спасать Метелина. Фотография его размножена. Ищейки рыщут по городу. — И с тревогой наставляла: — Сама берегись. Присматривайся к соседям, не подослан ли кто. Ты — наживка, на которую, по их расчетам, Метелин клюнет! Не ходи к нему, не приглашай к себе.

Ружа говорила взволнованно и долго. Слушая ее, Ирина продолжала думать: «Как этот снимок попал в гестапо? — в сотый раз она задавала себе вопрос. — Как?»

Домой Ирина не шла, а бежала. «Надо немедленно предупредить Семена!» — неустанно твердила она. Ворвавшись в свою комнату, схватила альбом и лихорадочно перелистала его: действительно снимка не оказалось. Поспешно выдвинула ящик, заглянула под стол. Фотокарточки нигде не было. «Куда девалась?.. Кто мог взять?» — гадала мучительно.

Она хорошо помнила, что снимал их тогда Миша Поляков. «А может, негатив у него выкрали? — задала себе вопрос. — Пошлю к Мише Ежика. Проверим».

Опустившись на стул, Ирина долго сидела без движения, пока Сашко не оторвал ее от горестных размышлений.

— Не ищи, и так ясно, — сказал он. — Ее кто-то выкрал. Вспомни, когда ты в последний раз видела фотокарточку?

Ирина с готовностью ответила:

— Совсем недавно, вот совсем недавно…

— Кто в последнее время к нам приходил?

— Ну соседки… Ну Витька… Кто же еще?..

— Нет, кто из чужих бывал в твоей комнате?

— Постой, — вдруг осенило ее. — Клава Лунина была как-то утром, ты еще спал.

Сашко сердито зашмыгал носом:

— Ясно — она, немецкая овчарка. Больше некому.

В мутных сумерках пришли домой Костя и. Василий. Надежда Илларионовна возилась с ужином. Вполголоса, скрывая от матери, Ирина рассказала братьям о том, что узнала от цыганки.

— А можно ли верить цыганке? — спросил Костя. — Не провокатор ли она?

Ирина покачала головой:

— Я сама об этом думала. Какой смысл тогда ей показывать фотографию, предупреждать нас. Могла действовать по-другому, да и говорит она искренне, от души. Нет, я верю ей. Завтра я с ней увижусь, и все прояснится.

Ежик примостился на обрубке бревна около проходной барачного типа, изрешеченной осколками авиационных бомб. У его ног — белая сумочка. В ней вдавленный наполовину в жареные семечки стакан. Семечек совсем немного, а он расхваливает их на всю ивановскую: мол, жирные, вкусные.

На заводе закончилась смена: старики, женщины, подростки брели устало, не глядя по сторонам и почти не разговаривая между собой.

Наконец, показался Михаил Поляков — высокий, щеголеватый мужчина, в кепке с широким козырьком. Уловив знакомый голос, направился к продавцу семечек.

— Зачем здесь?..

Ежик провел ребром ладони по горлу.

— Чэпэ. — И, оглянувшись, громко добавил: — Берите оптом, сделаю скидку.

— Иди за мной, но не сразу.

У Полякова был вид преуспевающего дельца. Он действительно многого достиг: назначен технологом цеха. А все потому, что немцы обратили на него внимание. При разборке бумаг, захваченных в горкоме комсомола, Рейнхельту попали в руки заявление официанта и решение бюро горкома. В них шла речь об инженере Полякове, исключенном из рядов ВЛКСМ за дебош, учиненный в ресторане. Внимательно изучив документы, гауптштурмфюрер распорядился найти Михаила Полякова. Вначале полагал приспособить его для нужд секретной службы. Но при личном знакомстве убедился: толку от него не будет. Поляков выглядел туповатым, инертным, в общем, к серьезному делу непригодным.

Гауптштурмфюрер положил перед собой папку, взятую в сейфе горкома комсомола:

— Я составил о вас представление. Полное. Документ этот знаком?

Миша наклонился над раскрытой папкой. По-простецки поскреб затылок, повздыхал:

— Как забудешь? При мне составляли.

— Чувствуется, что человек ты разносторонний. Да? — иронизировал Рейнхельт.

Гауптштурмфюрер закрыл папку и оценивающе посмотрел на сгорбившегося на стуле, небритого Михаила.

— Да-а, досье не из приятных. Зачем же официанта калечил?

— Был в невменяемом состоянии.

— И частенько такое случается?

— Когда как… Придерживаю себя…

— Ничего. Вылечим. Сделаем из тебя человека. Договоримся так: в свободное от работы на заводе время пить — пей, но танки из ремонта выпускай вовремя. Согласен?

— Постараюсь.

Этот трюк, с фиктивным исключением Полякова из комсомола, придумал Метелин перед приходом немцев. Он же задним числом подделал решение.

Поляков и Ежик с разных площадок заскочили в трамвай. Пассажиров почти не было. Сашко сказал Полякову о пропавшей фотографии.

— Все негативы я уничтожил, — сообщил Поляков.

Встревоженный Михаил тут же вышел из вагона: торопился предупредить своих людей временно прервать связь с Ириной и Костей Трубниковыми.

В ту же ночь цепочка связных сразу же пришла в движение, незаметные колесики привели в действие весь сложный механизм подполья.

Уходя на работу, Ирина попросила Сашко узнать, не поселился ли возле их дома какой-либо новый постоялец. «Подсадной утки» боится», — догадался Ежик и охотно взялся за дело.

Днем он обошел соседей: у одних — одолжил щепотку соли, и других — чаю, у третьих — занял несколько спичек. Всюду приглядывался, осторожно спрашивал о квартирантах. Пришлых пока не обнаружилось. Но Ежик не успокоился. Со всей улицы собрал дружков и строго спросил: