Николай Михайловский - Всплыть на полюсе!

Впереди белела широкая полоса льда, и, глядя на нее, Зайцев думал, что где-то там нужно пристать и оттуда начинать нелегкий рейд к Мысу Желания.

Он стоял положив руки на ограждение, погруженный в раздумье, а тут новое донесение из акустической рубки: слева шестьдесят пять шумы подводной лодки противника. Первая реакция Зайцева — изменить курс. Жаль, что нет рядом Трофимова, сказать бы ему пару теплых слов на соленом морском языке: «Полюбуйтесь, вот она, потопленная…»

Но было не до того. Зайцев принимал донесения акустика и чуть приглушенным голосом отдавал команды: «Право руля!», «Лево руля!», «Так держать!». А в это время повсюду на боевых постах в нетерпеливом ожидании стояли люди, готовые привести в действие всю огневую силу.

Только на одно мгновение Зайцев в чем-то засомневался и глянул Максимову в глаза, точно хотел спросить: все ли правильно и что делать дальше?

— Терпение! — жестко произнес Максимов. — Пусть она стреляет в… лед, потом всплывает. Тут-то и будет ей крышка.

Между тем кажущееся бездействие Зайцева выводило Трофимова из себя. Так и подмывало подняться на мостик и крикнуть во все горло: «Что же вы не атакуете?!» Он с трудом удержался, зная, что будет еще одна неприятность.

Зайцев маячил у всех перед глазами, собравший всю волю, полный какого-то непонятного ожидания.

— Торпеда! — донесся голос Шувалова.

Все находившиеся на мостике и на палубе вновь увидели на воде узенький желобок, заволновались. Зайцев и тут оставался пассивным.

«Атаковать! Быстрее атаковать!» — хотелось крикнуть Трофимову.

Зайцев стоял в предельном напряжении и не отрывал взгляда от торпеды, мчавшейся к ледяной кромке. Она прочертила длинный след и с хода врезалась в лед. Грохнул взрыв. К небу поднялась масса битого льда, повисла на секунду и затем, подобно горному обвалу, рухнула обратно в воду.

И тут произошло то, чего не ожидал никто, кроме Максимова. Вместо атаки подводной лодки Зайцев перевел ручку машинного телеграфа на «стоп» и, наклонившись к переговорной трубе, приказал:

— Стоп дизеля!

Трофимов, ошеломленный таким поворотом, сказал про себя: «Сумасшедший! Упустил такую возможность! Следующая торпеда — в борт! Распорет корабль! И все! Треску кормить будем…»

А Зайцев был поглощен своими мыслями, каждый мускул его тела жил в напряжении.

— Смотреть внимательно! — несколько раз негромко повторил он.

На корабле возникло полное замешательство. Люди не понимали, что происходит. Установилась тишина. Только тикали часы в рубке, и слышалось легкое жужжание гирокомпаса. И вместе с тем в этой напряженности и тревоге ощущалась значительность приближающегося момента.

…Шувалов первым обнаружил вдали подозрительное бурление и едва успел доложить, как, тяжело дыша и поднимая волну, начала всплывать немецкая подводная лодка. Показался перископ, и за ним обнажилась рубка.

Еще никогда во время учений и практических стрельб Зайцев не командовал так проворно: приборы управления стрельбой едва успевали фиксировать его приказания…

Среди ледяной пустыни просвистели снаряды. Зайцев впился глазами в окуляры бинокля.

— Ах ты черт! — процедил он с досадой, видя, что первые снаряды взорвались с недолетом. Тут же дал необходимую поправку. Другие снаряды упали ближе к цели. И наконец взяли цель в вилку. И в тот, должно быть, последний момент, когда лодка собиралась уйти под воду, она была накрыта точным попаданием. Над морем взвилась шапка оранжевого пламени и прокатился долгий грохот…

— Дробь! Орудия на ноль! — прокричал Зайцев. Он был доволен: бой протекал скоротечно, как задумано.

Максимов подошел к нему и незаметно для всех остальных стиснул его руку.

— Спасибо, вовремя подсказал, — сам не свой от радости, ответил Зайцев.

— Брось, Петр. Ты командир. Твоя заслуга.

Зайцев был доволен похвалой друга, перед которым еще несколько дней назад чувствовал свою тяжкую вину.

А сейчас прошлое вроде забылось. Но все равно казалось, что он навсегда останется в неоплатном долгу…

Оба смотрели вниз, на палубу. От стволов поднимался пар, орудия словно дышали, отдавая накопленное тепло. И хотя по всему кораблю прозвучали короткие звонки отбоя тревоги, никто с палубы не уходил. Матросы и старшины стояли у орудий, громко разговаривали, спорили, перебивая друг друга. Кажется, весь долгий и трудный поход не был так богат впечатлениями, как эти короткие значительные секунды боя.

Правда, в масштабе войны что могла значить одна немецкая подводная лодка! Но здесь, в самой далекой точке нашей обороны, она успела натворить много бед. И еще неизвестно, каким сюрпризом могло завершиться ее путешествие на Крайний Север.

— У вас есть связь с базой? — спросил Максимов, тронув за плечо радиста, как всегда согнувшегося в три погибели над своей станцией.

Радист поднял голову и улыбнулся:

— Есть, товарищ комдив…

Максимов задержал руку на его плече, составляя в уме текст донесения.

Как только стихла горячка, все улеглось и продолжалась обычная походная жизнь, моряки, сменившись с вахты, потянулись на ходовой мостик. Каждому не терпелось увидеть Максимова и Зайцева. И казалось, каждый хотел сказать: «А все-таки мы ее нашли и добили!»

Зайцев радовался. И думал о том, что будет, когда корабль окажется у кромки раскинувшихся совсем близко неподвижных льдов и потребуется несколько миль волоком тащить сани с боеприпасами и продуктами к Мысу Желания. При появлении Анисимова он заговорил с ним об этом.

— Задача нелегкая. Может быть, собрать коммунистов и комсомольцев, потолковать с ними отдельно, — предложил Анисимов.

— Зачем отдельно? Не надо никого выделять. Мы вместе воюем. Вместе победили. Ну, а в случае чего — погибнем тоже вместе.

На ходовой мостик явился и Трофимов. Он подошел к Зайцеву с молодцеватым видом и протянул руку:

— Поздравляю, товарищ командир.

— На этот раз и я вас поздравляю, — ответил Зайцев с иронией.

— Все-таки наша взяла! — Трофимов захлебывался от восторга. — Здорово вы их обманули! Мы ждем — вот-вот начнется атака, а вы чего-то медлите. Думаем, что, же командир шляпит? А он, оказывается, вон на какую хитрость пошел! Торпеда взорвала лед. И он решил сыграть в мертвого. Пусть думают, что мы уже на морском дне рыбешек кормим. Милости просим, господа фашисты, всплывайте. Тут им и крышка! Интересный тактический прием вы нашли. Такого нет ни в одном учебнике.

Зайцев не верил ни одному его слову, но считал кощунством в такие торжественные минуты нанести человеку оскорбление.

— На то и война, чтобы не повторять пройденное, — сухо сказал он и, вспомнив о чем-то, махнул рукой. — Ну да ладно, сейчас недосуг заниматься воспоминаниями. Давайте лучше смотреть вперед. Я говорю о сегодняшнем дне и даже о ближайших часах. Вот там, видите, кромка льда.