Захарий Захариев - Верность

— Люблю авиацию! — заявила девушка. — Вы, господин генерал, наверное, истребитель? Вид у вас такой… внушительный.

— Нет, я разведчик. Разведчикам необходима более высокая культура.

— Да, это так, — согласился майор Подушкин.

— По-моему, высокая культура необходима всем летчикам, — возразила Наташа. — Разве может летчик не знать физику, математику? Для искусства летать требуется воля, мастерство, готовность идти на риск.

— О! — воскликнул майор Подушкин. — Наташа что-то неравнодушна к авиации. Наверняка влюбилась в какого-нибудь летчика!

Наташа возразила:

— Совсем необязательно влюбляться…

— А все-таки признайтесь, — вмешался в разговор капитан Петров.

— Я хорошо знала Валерия Павловича Чкалова, знаю Байдукова, Белякова, Громова. Они приходили к нам в школу. Однако мне уже пора идти.

Все поднялись. Немного обескураженный, что не смог показать себя, блеснуть, чего ему очень хотелось, генерал Нанчев предложил на следующий вечер собраться всем в это же время. Все согласились, а Наташа мило ему улыбнулась.

Генерал взял с собой две бутылки белого вина. Капитан предложил ему донести их до дому, но тот вежливо отказался от этой услуги.

Утром генерал Нанчев отпустил машину и отправился в штаб пешком. Небо было синее, без единого облачка, воздух прохладный, свежий. Но не это заставило генерала идти пешком. После бессонной ночи он чувствовал тяжесть в голове. Встреча с советскими офицерами взволновала его. И дело тут не только в присутствии Наташи. Ему казалось, что даже воздух вокруг этих людей иной. Они веселы, открыты, любезны. В их душе словно все приведено в порядок. Ничто их не смущает, никому они ничего плохого не желают, ничего не боятся. Будто вся земля принадлежит им… А он представлял их себе совсем другими. Значит, он поддался на удочку пропаганды? Принимал на веру все, что слышал, читал, видел на выставках? Ему стало обидно за себя. Он понимал, что только наивный, ограниченный человек может попасться на эту удочку, так как готов проглотить любую наживку. И в то же время генерал помнил, что коммунисты против частной собственности, что очень скоро они посягнут на его фабрику и если оставят ему что-нибудь, так это мизерную пенсию. При этой мысли он чувствовал себя беспомощным и слабым. И ему начинало казаться, что он все же хорошо сделал, что связался с Николом, что может еще произойти поворот в событиях и все пойдет совсем иначе. Но тут же он усомнился в этой возможности и с ненавистью подумал о Николе.

Коммунисты действительно могут забрать у него фабрику, но ведь жизнь у него не отнимут? Проживет он, как живут другие. Вчера вечером, когда он уходил из ресторана, ему было легко-легко, а когда пришел домой, мысль о Николе тяжестью свалилась на него. Нужно было встретить его и похвалиться, что он успешно выполняет его указания, что все больше завоевывает доверие болгарских коммунистов и советских офицеров, но почему-то не хотелось. В этот вечер он убедился, что действительно ненавидит этого матерого шпиона и убийцу. Ведь все карты Никола биты, это становится все понятнее с каждым днем. Но он сидит у него в подвале, и это не может продолжаться до бесконечности, надо найти способ поскорее избавиться от него. Но как, если немец как раз собирается развернуть свою деятельность? И от него, Нанчева, он ждет содействия и поддержки. Уничтожить Никола — значит подписать себе смертный приговор…

О чем бы Нанчев ни думал, он все время возвращался к мысли о смерти. Только вчера вечером он, кажется, понял, в какую опасную игру втянут.

И сейчас, медленно шагая к штабу военно-воздушных сил, к своему кабинету, где чувствовал себя уже неуверенно, он вспомнил о Биримирове. Странно, что к нему он испытывал такие же чувства, как к русским. Чем привлекали его эти люди?.. «Пойду прямо к Биримирову, — подумал Нанчев, — и расскажу ему о моих новых знакомых».

И это решение как будто вывело его на более ясно очерченный и надежный путь, на душе стало легче, и он ускорил шаг. Но неожиданно вспомнил о фатальной игре, о страшной тайне, которая терзала его сердце, и снова убавил шаг.

Он вошел прямо в кабинет Биримирова и сразу же начал рассказывать о вчерашней встрече. Постепенно сомнения и тревоги оставляли его.

— Очень милые и симпатичные люди, — говорил он о советских офицерах. — Много знают, начитанные, эрудированные.

Биримиров с улыбкой смотрел на него. Он не видел причин сомневаться в его искренности. Биримиров, разумеется, ничего не знал о Николе, но подозревал, что на душе у Нанчева неспокойно. «Сложное создание человек, — думал Биримиров, слушая Нанчева, — трудно проникнуть в его сущность».

— Я рад, господин генерал, очень рад. И понимаю вас. На этой земле еще много такого, ради чего человек должен пересмотреть свои взгляды…

Генерал Нанчев понял намек. Это развеселило его, прогнало тяжелые мысли. Он улыбнулся.

— Ас ними была еще одна девушка. Красивая. Глянешь на нее — и голова кружится. А оба офицера смотрели на нее такими чистыми глазами. Мы привыкли, ты ведь знаешь, каждую женщину оценивать с точки зрения ее прелести. Это всегда видно по глазам, этого не скроешь. А эти смотрят на нее как на свою сестру. Значит, все, что распространяла пропаганда о… нет, не об общих женах — такие басни можно было рассказывать только солдатам и простому люду, — а об их морали, — чистейший вымысел. Как я отстал от жизни, Биримиров!

Биримиров долго и громко смеялся. Он ничего не сказал, но его смех был понятен генералу.

Два следующих дня по утрам Нанчев еще продолжал делиться со своим помощником впечатлениями о встрече с советскими друзьями. А когда он сказал, что пригласил их к себе в дом, то очень настаивал, чтобы и Биримиров пришел на эту встречу. Биримирову и самому хотелось немного развлечься, поговорить с «настоящими людьми», но в этот вечер, как и в другие вечера в последнее время, у него оказалось важное совещание.

В этот вечер генерал Нанчев вернулся домой раньше обычного. Как и было условлено, он ожидал к себе в гости майора Подушкина, капитана Петрова и, разумеется, Наташу. Облачившись в домашний халат, он прошел в комнату для прислуги и самодовольно посмотрел на себя в зеркало: его хитрость удалась. Наташа придет на час раньше, чтобы помочь ему подготовиться к встрече. Ну чем он не соломенный вдовец! В любую минуту мог раздаться звонок. Нанчев был доволен своей фигурой: высокий и стройный, даже худощавый, но это только придавало его виду что-то мальчишеское. У него широкие плечи — недаром он долго занимался гимнастикой, да и вольной борьбой увлекался в молодые годы. До сих пор он легко взбирается на Витошу — по воскресеньям, когда гуляет. Ноги у него сильные, руки тоже — настоящие клещи. Не раз, когда он разговаривал со своим квартирантом, прячущимся в подвале, ему хотелось испытать их силу.