Григорий Покровский - Ввод

— Я понимаю тебя, Кузин, но, зло-то не надо творить.

— А он мне в ответ: «Они же творят».

— Они творят, а ты умножаешь. В итоге его не меньше, а больше.

— Может и ваша правда, — согласился он.

— Что, отпустил Кузин афганца? — удивлённо спросил Тараненко.

— Жди, отпустит, — вмешался Васин, — Мы только с бойцами поднялись на горку, слышим взрыв.

— Это, для духа лёгкая смерть, — сказал Тараненко. — Подвязывают ему между ног тротиловую шашку, поджигают шнур и уходят. На нашем жаргоне называется «Яйцо всмятку».

Парились долго. По нескольку раз парили друг друга веником. Затем выбегали и катались в снегу. И всё забылось. Им казалось, что они находятся не в чужой им стране, а где-то там, в России, может на Урале, в горах, в деревенской бане, а не на войне, бессмысленной и никому не нужной. Они сидели в предбаннике распаренные и вымытые, пили квас. Распахнулась дверь. И словно дым, пар окутал проем двери. Морозный воздух ворвался в предбанник. Первым зашёл начальник штаба, за ним командир.

— «Кто тут временный, слазь, кончилось ваше время», — пошутил начальник штаба. Ребята заторопились, оделись и вышли на улицу. Было темно. Морозный воздух ударил в лицо. Под ногами скрипел снег.

— А что, может по сто грамм, — Тараненко как фокусник достал из кармана бутылку.

— Вот это дело! — закричал Васин. — Я побежал в столовую.

В феврале всё чаще освобождалось небо от туч. Дни становились всё длиннее и солнечнее. Снег сходил, и чернота гор метр за метром, пробиралась вверх. Прижившийся возле столовой пёс «афганец» каждый день ложился на снег всё выше и выше. Наконец, когда снег ушёл в горы за пределы колючей проволоки, он вернулся к столовой и стал ложиться в образовавшуюся от здания тень. Столовая представляла собой длинный сарай с несколькими небольшими окнами и полевыми кухнями, пристроенными рядом под навесом. Это саманное сооружение строил своими силами ещё прежний зампотылу. Столовая и баня были единственными стационарными постройками на всей территории полка. Она была построена на афганский манер, из глины и перекрыта шифером. Потолок подбит дощечками из ящиков из-под снарядов. Снаружи она походила скорее на конюшню. Зато внутри, побеленная известью с синькой, выглядела вполне комфортно, особенно в летнюю жару. В ней всегда ощущалась прохлада. Рядом со столовой было разбито несколько грядок. Сейчас они освобождались от влаги, прогретые солнцем, испускали пар. Летом на них выращивали лук, укроп, редиску и даже помидоры. Так что на стол служивым попадало немного зелени и овощей. На склоне горы, вверх от столовой, копошились люди. Они выкапывали ниши под склады и холодильник.

Командир полка согласился с предложением Васина. Уголь в торговую организацию был завезён ещё в январе. Ждали, когда оттает земля, чтобы можно было вырыть места для контейнера. И вот сейчас, когда было всё готово, их ждали. Наконец появились два контейнеровоза и кран. Они заехали на территорию полка, а вверх к месту разгрузки подняться не смогли. Колёса увязли в раскисшей глине. Два афганца стропальщика выскочили из кабин и забегали вокруг машин. Обутые в галоши на босу ногу, они тут же увязли, оставив свои галоши в жидкой глине. Отыскали рукой на ощупь свою обувку и бросили в кабину. Подошёл гусеничный тягач. Зацепив по очереди автомашины и кран, подтянул их к месту разгрузки. Наблюдая за этой картиной, Лужин подозвал к себе начальника вещевой службы. Краснощёкий капитан, пытаясь изобразить строевой шаг, разбрызгивая глину во все стороны, подошёл к Лужину.

— Да не брызгай, тоже мне строевик выискался, — замахал командир полка руками. — Вот, тебе один контейнер под вещевой склад.

— Ну, слава богу, а то отбоя от крыс нет. Да и за железом целее будут все вещи.

— Можно подумать, что вы с Мироновым из железного склада не украдете. Как тот цыган поёт: «выкраду вместе с замками». Ты лучше людям пару сапог подари. Видишь, глину месят босыми ногами.

Через минут двадцать начвещ принес две пары новеньких кирзовых сапог. Афганцы увидели такой дорогой подарок, засияли в улыбке. Примерив по одному, закивали головой, что в норме, затем сняли и, связав попарно, повесили себе на шею. Они цепляли крюками за уши контейнера, проворно бегая в раскисшей глине, ни на секунду не расставаясь с бесценным по их меркам подарком. Их красные, как гусиные лапки, ноги месили глину вперемешку со льдом. Лужин подозвал к себе солдата таджика.

— Переведи им, пусть наденут сапоги, простудятся.

Переводчик перевел. Афганцы, болтая и размахивая руками, крутили головами.

— Они сказали, что не будут надевать сапоги — дорогую обувь в мокрой глине держать нельзя.

Разгрузка закончилась. Контейнеры удачно стали в ниши. Солдаты начали засыпать их землей. Пришел заведующий столовой, принес грузчикам и водителям по буханке хлеба и по банке тушенки.

— Тушенка не свиная? — спросил Лужин.

— Что вы, товарищ подполковник, я же знаю, что они свинину не едят. Говядина, тут вот на этикетке бычья голова нарисована. Я специально выбирал, чтобы не было порванных этикеток.

Прапорщик стал раздавать хлеб и тушенку афганцам. Те отмахивались руками. Солдат таджик внимательно выслушал их болтовню и перевел командиру полка:

— Говорят, что не возьмут такого дорогого подарка, не заработали.

— Положи им, прапорщик, в кабины, сами разберутся, — сказал Лужин.

Прапорщик разложил хлеб и тушенку в кабины. Афганцы уехали. Грузовики с горы по пробитой колее выехали легко. Бурцев и Васин стояли рядом возле командира полка. Иногда Васин выкрикивал, подавая команды взводным. Его рота засыпала контейнера землей. Когда над контейнерами стали появляться небольшие бугорки земли, Лужин повернулся к Бурцеву:

— Ну, вот и все, Василий Петрович, дело сделано. Видишь какая нищета, а мы сюда за вшами привалили. Сами от них не так давно избавились.

— Не совсем, нам бы со своей Азией разобраться, Николай Николаевич. Там такая же нищета. В городах, конечно, получше, а в кишлаках то же самое.

— Я, Вася, все это видел, лейтенантом в ТуркВо служил. Нагляделся вот так, — Лужин провел большим пальцем выше головы. — Спроси начальника штаба, он лейтенантом на Курилах служил. Прибыл на Курилы с молодой женой, жить негде. Вырыл себе землянку и жил. Тридцать лет как война кончилась, а уровень жизни офицера так и остался на полтора метра ниже земли. Атомной бомбой весь мир пугают, да вооружение в Африку чёрножопым раздаривают, а свой лейтенант строит землянку и живет в ней, как крот. А мы вот два года в палатках живем, консервированные щи едим. Свою детвору пускай сюда на перевоспитание присылают. Глядишь, исправятся и не будут пьяными по Арбату шарахаться.