Григорий Покровский - Ввод

— Ася, — начал он, — я убываю в Пакистан, а затем во Францию. Давайте выпьем за наш отъезд. Я говорю наш, потому как думаю, что вы согласитесь ехать со мной.

— Я думала, что как только вам станет лучше, меня отпустят?

— Вас никогда не отпустит. Вы женщина, а это на востоке деньги. Масуд может и пообещать мне вас отпустить. Но я не гарантирую, что они не обманут и самого Масуда. И кто-нибудь из его окружения не продаст вас в рабство. В лучшем случае вы будете пятая или седьмая жена какого-нибудь Ахмеда. Вас ожидает нищета и грязь. А потом Масуд и сам вряд ли согласится вас отпустить. Вы были в самом центре его ставки, и, может, запомнили к ней дорогу. Он на это не пойдёт. Я предлагаю цивилизованный выход из этого положения. Выходите за меня замуж, и я вас увезу во Францию. Я знаю, у меня не будет детей, но тот ребёнок, о котором вы говорили, тот младенец, которого вы ждёте, нуждается в отце, в хорошем воспитании. Бог забрал жизнь у этого парня и отдал её мне. Я обязан воспитать его сына. Не знаю, сможет ли он выжить в этой абсолютной нищете, а я смогу ему дать все. Мне государство платит хорошие деньги. Мой отец владелец крупной фирмы. У моей тёти замок, поля с виноградниками. Вы не будете ни в чём нуждаться. Я дам ребенку приличное воспитание. Ни одна душа не усомнится, что это не мой ребёнок. Об этом не будут знать даже мои отец и мать. Вы спасли мне жизнь, вы толковый врач, и вам надо ехать в цивилизованный мир, выучиться. Вы станете классным врачом. Вам не надо гнить в этой нищете.

Они подняли бокалы.

— Я выпью, Ася, прежде всего за вас и ваше благоразумие. Хочу, чтобы вы меня за все простили и хоть чуть-чуть полюбили, а я вас уже давно люблю.

Всю ночь Ася вертелась и не могла уснуть. Конечно, во многом он прав, думала она. Но там же Родина, друзья, близкие, знакомые. Но нет сто процентов гарантии, что сможешь вернуться туда. Даже и десяти нельзя дать. Скорее, гарем в грязном жилище, и эта война, которая, по всей видимости, не скоро кончится.

К утру, она решительно пришла к единому мнению. Утром она зашла к Мишелю. Он уже давно поднялся и нервно ходил по комнате.

— Что вы решили, Ася?

— Я согласна, только одно но, у меня нет никаких документов.

— Это не проблема, я беру всё на себя. В Пакистане, в посольстве Франции, у меня есть друзья. Нас зарегистрируют и тебе выдадут паспорт. Будешь мадам Турене.

В эту же ночь они покинули своё убежище и направились на юг. Они добирались вместе с торговым караваном в Пакистан, останавливались в каких-то грязных жилищах, полных вшей и однажды ночью пересекли границу. Утром они оказались в шикарном отеле Исламабада. Пока они мылись и пили кофе, в номер принесли новую одежду. Мишель побрил свою бороду и теперь выглядел молодым, но бледным в лице. Ася первый раз взглянула на него с интересом. В белом костюме и в такой же белой рубашке он выглядел элегантно. По лицу было видно, что он старше её был лет на десять. Миша позвонил домой. Ася ничего не поняла, о чём он говорил, но, судя по взглядам на неё и улыбкам, догадалась, что речь идёт о ней. Закончив разговор, он улыбнулся Аси.

— Разговаривал с мама, сказал, что приеду с женой, объявил, что мы ждём ребёнка. Ты знаешь, как она обрадовалась, что ты русская. Ты ей по духу подходишь больше, чем моя первая жена. Она была француженка. Они с ней что-то сразу не сошлись.

— А дети у вас есть?

— Нет, я с ней и полгода не прожил. Я уехал в Африку, а она к любовнику под одеяло. А папа мой строгих правил, он её оттуда достал. Мы с ней объяснились и красиво разошлись.

Вскоре их увезли в посольство. Все необходимые формальности были соблюдены. Им оформили брак и выдали паспорта. На следующий день Ася Турене, вместе с мужем, летели в лайнере Исламабад — Париж.

Бурцев лежал на госпитальной койке, в руках вертел засаленную книгу. Не мог сосредоточиться ни на одной строчке. Положил книгу на тумбочку, перед его глазами всё вставала картина: взорванная палатка и огонь. Зачем она поехала туда? Сейчас бы в отпуск увёз её отсюда, и хватит этой войны.

Открылась дверь и в палату забежала весёлая Зоя.

— Василий Петрович, попку кверху, укольчик будем делать. — Он молча повернулся на живот и обнажил ягодицы.

— Ты что, Зоя, сегодня дежурная?

— Да дежурю, Василий Петрович, а я замуж выхожу.

— Поздравляю, ну и кто же твой избранник?

— Ваш подчинённый, Жургин Олежка.

— Гляжу, Зоя, своего счастья ты не упустишь.

— А я его вот тут держу, крепко, крепко. Она сжала кулачек и покрутила.

— Любишь Олега?

— Ой, не говорите, Василий Петрович, люблю, особенно его глазки и ресницы. Я оттуда ни одному волосику не дам упасть. Я прошу вас, не говорите ничего Олегу.

— О чем я должен держать секрет?

— Ну, то, что у меня было с Вадимом.

— Глупости, какие. Откуда я знаю, что у вас там было. Может быт, стихи всю ночь читали. Я же в ногах со свечей не стоял. Что я могу ему рассказать? А потом, ты думаешь, что твой Жургин целка. Можно подумать, что кроме тебя, у него никого не было.

— А я и не против, иначе как он узнает, что я лучше всех, — Зоя захохотала и выбежала из палаты.

Через неделю в палату к Бурцеву вошли Зоя и Олег. Зоя была в подвенечном платье. Жургин держал в руках бутылку шампанского. Бурцев поздравил их, хотели, было открыть бутылку, но стаканов не оказалось.

— Зоя, найди нам еще стаканы, — попросил Олег.

Зоя вышла.

— Олег, хорошая у тебя жена, живи с ней в любви и согласии и никого не слушай, чтобы там не болтали. Я вот сделал однажды глупость, теперь страдаю.

— А я и не слушаю. У меня до неё были женщины, а у неё мужчины, ну и что!? Вот у моего отца три жены было и от троих по ребёнку, и все мы дружны. Зачем с этого трагедию делать. Она меня выходила, и сколько горшков из-под меня вытащила, а потом кроме всего, я её люблю.

Открылась дверь, и в палату вошли Никольцев и Васин. За ними забежала Зоя со стаканами.

— Неси ещё два, — сказал Олег.

— Как, Вася, твоё здоровье? — спросил Никольцев.

— Поправился, скоро выпишут. Это всё зажило как на той собаке, только душу не излечить.

— А может, Ася жива, — сказал Васин. — Мы там все просмотрели, ничего не нашли.

Правду он говорит, — сказал Никольцев, — как только тебя отправили, мы там с Васиным всё перерыли. Ничего не нашли. Хотя бы клочочек маленький.

— Что вы могли найти, — на моих глазах всё горело. Если только пепел.

— Хотя и твоя, правда, всё могло сгореть, — ответил Никольцев. Ты в отпуске ещё не был. Получишь отпуск по ранению, затем календарный и прощай Афган, а мы ещё повоюем. Может в отпуске и отойдёшь. Олег уже чемоданы собрал.

Прибежала Зоя. Разлили шампанское.

— За здоровье молодых, — сказал Никольцев, — и за то, чтобы все друг друга помнили, и друг другу помогали. А если кто попадёт в беду, выручали и стояли горой, За нас постоять некому, иначе мы не выживем.