Петр Лебеденко - Красный ветер

Ласнер говорил, как всегда, не стесняясь выражений: «Если вам когда-нибудь придется на своей шкуре испытать мертвую хватку фашистов, тогда вы запоете совсем по-другому».

«А вы ее испытали?» — ухмылялась Жанни. «Я? Пока нет. Но… нашего брата всегда давят. Всегда чьи-то руки хватают за горло. Вы спросите: чьи? Я вам скажу откровенно, Жанни, уж вы на меня не сердитесь. Вы задумывались когда-нибудь над тем, на какие такие шиши живет ваш папаша? Да он просто выжимает соки из рабочего люда, а если совсем проще, пьет из них кровь. Вот точно такие, как ваш папаша, выжимают соки из нашего брата крестьянина. Надо купить какую-нибудь машиненку — сдерут с тебя три шкуры. А начнешь продавать то, что создал нечеловеческим трудом, — платят гроши. Ну вот… Мы, конечно, начинаем протестовать, порой даже решаемся на забастовки. И тогда нам дают по морде так, что мы долго не можем опомниться… А теперь скажите, Жанни, далеко ли ушли те, кто всем во Франции заворачивает, от фашистов? Дай вашему папаше волю, он в нужную для него минуту не задумается послать на своих рабочих шайку головорезов, которые всегда готовы пустить рабочему человеку или крестьянину кровь…» «По-вашему, — вспыхивала Жанни, — и мой отец, и такие, как он, — фашисты?» — «Я говорю, что они не так уж далеко от них ушли…» — «Вы рассуждаете, как коммунист», — говорила Жанни. «Я рассуждаю, как честный француз…» — «Значит, я не честная француженка?»

Ласнер смеялся: «Вы честная француженка, Жанни. Такой вас сделал Арно Шарвен».

Уже более двух часов Жанни бродила по улицам Парижа, не зная куда себя деть. Дважды прошла мимо кафе мадам Лонгвиль, и хотя думала, что только там может найти убежище, заглянуть туда не решалась. Недаром ведь полицейский Плантель предупреждал: «Боюсь, что за мадам Лонгвиль установлена слежка…»

И вдруг Жанни вспомнила: на улице Мулен-Вир, там, где они последнее время жили с Арно, есть человек, который сможет ей помочь. Консьержка. Жанни хорошо ее помнила. Женщина лет тридцати, по ее словам, одинокая, она всегда приветливо относилась и к Арно, и к ней самой, а они ей платили такой же приветливостью и дружелюбием. Правда, однажды, когда Жанни на какой-то праздник захотела сделать консьержке подарок, та обиделась: «Я отношусь к вам по-дружески не потому, что мне от вас что-то нужно… Нет, нет, мадам, прошу вас этого не делать. Иначе вы потеряете ко мне уважение».

И как Жанни ее ни уговаривала, консьержка — ее звали Кристиной — наотрез отказалась принять этот подарок.

А однажды, в день рождения Арно, Жанни предложила: «Давай позовем Кристину. Ей будет приятно, она ведь совсем одна и, наверное, изнывает от тоски». «Давай», — согласился Арно.

Кристина пришла в назначенный час и, вручая Жанни букет цветов, сказала: «Это вам, мадам, вам и вашему мужу. Вы очень хорошие люди, хорошие и простые, коль не чуждаетесь обыкновенной консьержки».

За столом они разговорились. Кристина была замужем за шахтером, который два года назад погиб во время взрыва на шахте. Она его никогда не забудет, потому что это был необыкновенный человек. Совершенно необыкновенный. Они прожили вместе почти десять лет, и за все это время он ни разу ее не обидел, ни разу ей не солгал даже в мелочах. А как его уважали и любили все, кто с ним работал! Его так и называли: «Наш Жиль!» Если на шахте вспыхивала стачка — без Жиля дело не обходилось, И когда арестовывали зачинщиков — первым арестовывали Жиля. Потому что он был коммунистом…

У Жанни тогда вырвалось совсем случайно: «Ваш муж был коммунистом?» Этим восклицанием она ничего не хотела сказать, ей просто никогда не приходилось близко сталкиваться с людьми, которых называли коммунистами, и сейчас Жанни была удивлена — вот перед ней жена такого человека, она, конечно, разделяет его взгляды, а ничего необыкновенного в этой женщине нет… Но Кристина ее невольное восклицание поняла по-своему. Наверное, ей показалось, что Жанни шокирована ее признанием… «Да, мой муж был коммунистом, мадам, — с каким-то даже вызовом ответила Кристина. — И если хотите знать, я горжусь этим. А если вам почему-то неприятно такое слышать, я могу уйти…»

Вспомнив нее это сейчас, Жанни окончательно решила: «Кристина именно тот человек, который не откажет ей в крове, хотя бы на первое время».

Жанни вышла на авеню Парк-Монеури, потом свернула на авеню Мен — и вот знакомая улица Мулен-Вир. Небольшой двухэтажный домик, выкрашенная голубой краской дверь, кнопка звонка, для вызова консьержки. Жанни долго смотрела на эту кнопку, чувствуя, как учащенно бьется сердце: «А вдруг Кристина здесь уже не служит? А вдруг она не захочет мне помочь? Вдруг испугается — я ведь должна честно ей обо всем рассказать…»

Только несколько минут назад уверенная в Кристине, теперь Жанни испытывала настоящий страх. И чувствовала себя так, словно сейчас должна решиться ее судьба. Мысленно перекрестившись, она позвонила. И сразу услышала, как по деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, кто-то быстро спускается, стуча каблуками.

Это была, конечно, Кристина — Жанни хорошо помнила ее быструю, но не суетливую походку.

И вот дверь открылась, и Жанни ее увидела.

— Жанни?! — воскликнула Кристина.

Она впервые назвала ее по имени. Раньше называла или просто «мадам», или «мадам Шарвен». В ее восклицании Жанни уловила и удивление, и искреннюю радость. И сама обрадовалась встрече — страх и сомнение сразу же исчезли, она уже готова была обнять Кристину, но постеснялась фамильярности… А Кристина, взяв из ее рук небольшой саквояж, сказала:

— Пойдемте же, Жанни, чего ж мы стоим на пороге? И давайте поздороваемся. Можно, я вас поцелую, Жанни? Вот так… Вы не станете обижаться? Если бы вы знали, как часто я вас вспоминала. Вас и вашего мужа.

— Спасибо вам, Кристина… Если можно, проводите меня в свою комнату. Мне не хотелось бы, чтобы меня кто-нибудь здесь увидел…

— Конечно, Жанни. Я понимаю. Вы не против, что я называю вас по имени?

— Что вы, Кристина?! Я очень рада…

У Кристины была небольшая комнатушка с единственным зарешеченным окном, выходившим в крохотный дворик. Все здесь было тщательно прибрано, немудреная мебель — кровать, диван, стол, три стула и старенький шифоньер — расставлена так, будто все эти вещи кто-то продуманно расставил, а уже потом спланировал размеры комнатушки: все на месте, ничто не мешает друг другу.

Кристина усадила Жанни на диван и села рядом, взяв ее руки в свои. И сразу же засыпала вопросами: как ее здоровье, где она последнее время жила, что делала, надолго ли в Париж, какие планы на будущее. Жанни улыбнулась:

— Чтобы ответить на все ваши вопросы, Кристина, мне придется многое вам рассказать. Начиная с того, почему я должна была уехать из Парижа, и кончая тем, что меня снова сюда привело. Долгий рассказ, Кристина, долгий и не очень веселый…