Петр Лебеденко - Красный ветер

Мартинес разыскал Денисио у искалеченного «чатоса» — советского истребителя-биплана И-15. Самолет с поломанным шасси, с измятыми нижними крыльями и скрученными лопастями винта стоял на краю аэродрома, вернее, даже не стояла, а лежал, точно подбитая птица.

Летчики, механики, мотористы, оружейники ходили вокруг машины, разглядывая ее и покачивая головами. Верхнее крыло, фюзеляж и руль поворота были изрешечены пулями так, будто там, в бою, летчик специально подставлял самолет под, пулеметные очереди.

Механик искалеченного «чатоса» говорил:

— Фаррера мог выпрыгнуть, но он этого не сделал. Решил тянуть до конца. Ему не хватило всего полсотни метров. Но все равно, если бы не эти проклятые камни, Фаррера посадил бы машину как надо.

— А теперь ее на кладбище, — сказал моторист в сером промасленном комбинезоне. — Теперь-то ее точно на кладбище.

Механик «чатоса» с презрением посмотрел на моториста и отрезал:

— Дурак! «На кладбище»! Тебе ослам хвосты крутить, а не служить в авиации. Мотор-то целый, видишь, балда? Дыры залатаем, шасси найдем, винт у нас есть… «На кладбище»! Вы посмотрите на этого трепача, камарадас! Дай ему волю, он каждую чуть-чуть подбитую машину отправлял, бы на кладбище…

— Твой «чатос» — чуть-чуть подбитая машина? — не унимался моторист.

Механик еще больше вспылил:

— Слушай, ты, попридержи свой длинный язык! Фаррера рисковал жизнью, чтобы спасти машину. Если бы тебе досталось вот настолько того, что досталось Фаррере в последнем бою, ты наложил бы полные штаны. Это ясно, как дважды два. А теперь давай катись отсюда, пока не поздно!

Мартинес спросил у Денисио:

— Ты видел — села «катюша»?

— Да.

— Залетный гость. Из славянского племени.

— Наш? — сразу оживился Денисио. — Где он сейчас?

— У него что-то с мотором. Эстрелья повела его кормить. Пойдем.

Летчик «катюши» сидел за столом и с завидным аппетитом уплетал макароны с протертым сыром, довольно часто прикладываясь к стакану с вином. Выпьет глоток-другой, затянется сигаретой, положит ее на край стола и снова — за макароны. Потом взглянет на примостившуюся напротив Эстрелью, улыбнется:

— Знатно…

Глядя на его открытую улыбку, Эстрелья тоже улыбнулась:

— Знатно? Что такое знатно? Знаменито?

— Во! Здорово! Именно знаменито! Плесни-ка еще в сосуд… Знаменито! Откуда знаешь по-русски? Кто тебя научил? Ты была в России? Подложи-ка еще пару ложек, у меня зверский аппетит… А тебя как зовут? Кармен?

Он ел, запивая вином, курил, задавал Эстрелье вопросы и, не давая ей возможности ответить, продолжал:

— У меня скис левый мотор. Ты знаешь, что такое «скис»? Почему ты не ответила, как тебя зовут? Меня можешь называть Эдмоном. Эдмон Левен. Красиво звучит?.. Странное дело: ты все молчишь и молчишь… По натуре я тоже молчаливый человек, но…

Эстрелья громко рассмеялась:

— Ты? Ты — молчаливый человек?

Вошли Мартинес и Денисио. Эстрелья сказала по-испански:

— Это ваш соотечественник, Денисио.

— Я вижу. — Денисио шагнул к столу, протянул руку. — Здравствуй, товарищ! Давай знакомиться. Это — летчик Мартинес. А я — Денисио.

Эдмон Левен поспешно вскочил, обеими руками схватил руку Денисио, энергично ее затряс.

— Денисио? Слушай, Денисио, так я же о тебе вот как наслышан! Ты — Андрей Денисов, точно? Я знаю твоего отца. Откуда знаю? Очень просто: мой батя тоже пилот. Гражданский. Алексей Федорович Никитин. Слыхал? Ну, славяне… мир и вправду тесен!

— Подожди-ка, Эдмон Левен, — сказал Денисио. — Давай-по порядку.

— Да какой я к чертовой бабушке Эдмон Левен?! Я Артем Никитин! — Он взглянул на Мартинеса: — А ты действительно Мартинес? Или…

— Такой же, как ты — Эдмон Левен, — сказал Денисио. — Эстрелья, мы с Мартинесом сегодня не летаем. Меняют моторы. Так что неплохо будет, если ты и нам предложишь по стаканчику.

Артем Никитин рассказывал: в Испании он всего три недели. Вместе с двумя летчиками — французом и бельгийцем — тайно перебрался через границу. В горах наткнулись на группу франкистов — человек шесть или семь, ночью разглядеть было нелегко, — завязалась драка. Француза убили. А ему и бельгийцу удалось уйти.

Летать Артем начал на третий день после прибытия в бомбардировочный полк. Уже успел совершить два с лишним десятка боевых вылетов. Сарагоса, Таррагона, Фуэнте-де-Эбро, Эпила… Все идет нормально…

— Как дома? — нетерпеливо спросил Денисио.

А Мартинес также нетерпеливо заметил:

— Что делается в Испании — мы знаем. Рассказывай, что там у нас.

Денисио смотрел на Артема Никитина, слушал его и ловил себя на мысли, что люто ему завидует. Всего какой-то месяц назад этот человек ходил по русской земле, дышал воздухом Родины, которая отсюда казалась страшно далекой. Далекой, как мечта. За морями, горами, лесами… Люди живут там совсем другой жизнью. Ни пулеметных очередей, ни воя снарядов, ни свиста пуль. Ночами в городах и селах горят огни, в парках играют духовые оркестры, смех, песни, свидания, поцелуи. Небо расцвечивается не пулеметными трассами, а фейерверками… Черт возьми, хоть одним глазом взглянуть бы на эту жизнь, где люди не ждут смерти каждую секунду!

И вдруг он подумал: «А может, это только отсюда кажется, будто там тишь, да гладь, да божья благодать? Не носится ли теперь и там ветер тревоги?»

Наверное, он подумал об этом потому, что неожиданно уловил в голосе Артема Никитина новые интонации. Да, конечно, Артем Никитин говорит сейчас совсем по-другому — задумчиво, как-то сурово, каждое его слово будто налито тяжестью:

— …пахнет порохом… Японцы, наверно, решили, что Россия такая же, как в девятьсот четвертом… Сынам восходящего солнца мало, что они влезли в Китай. Гитлер подталкивает их на провокации против нас, Америка и Англия тоже… И вот самураи зашевелились. Подтягивают свои дивизии к нашим границам, концентрируются где-то в районе озера Хасан… Ну, ясно: драки не избежать… Сотни гражданских пилотов садятся учиться на СБ. Твой батя тоже, Денисио-Андрей. И мой. Я их провожал, когда они уезжали из Москвы.

— Расскажи, как выглядит отец, — попросил Денисио. — Что он говорил? Знал ли, что ты собираешься сюда?

— Ничего он не знал. А выглядит как? Будь здоров! Старые пилотяги умеют держать класс. Все в форме. На СБ пошли переучиваться по собственному желанию. Их отговаривали: вы, мол, свое отдали. Долетывайте в гражданке… У вас и так достаточно заслуг… А они — на дыбы: «Без нас не обойтись! На востоке вот-вот начнется заваруха, а у нас опыт, у нас тысячи часов налета…» Батя рассказывал: твой отец собрал человек десять международников, и все гамузом отправились к высокому начальству. С петицией-жалобой: почему игнорируют, почему не считаются с законным требованием дать им возможность пересесть на боевые машины?!