Петр Лебеденко - Красный ветер

Девушка-переводчица первой взобралась на крыло машины и сказала:

— Миша, Мишенька, потерпи немножко. Сейчас я отстегну ремни парашюта, и мы потихоньку вытащим тебя из кабины. Ты меня слышишь, Мишенька? Смотри, вон едет санитарная машина. Все будет хорошо…

Русский летчик с трудом приподнял голову, и что-то похожее на улыбку мелькнуло на его лице. Капитан Прадос, наверное, никогда не забудет этой улыбки: в ней он увидел и любовь к жизни, и покорность судьбе — счастливой судьбе умереть за святое дело, и невысказанную боль души — он ведь еще почти не жил, а уже все кончилось.

Чуть слышно летчик проговорил:

— Напиши маме… Или нет… Не надо писать… Когда вернешься, обо всем ей расскажешь… Она не знает, где я…

Больше он ничего не успел сказать.

Мертвого его положили на носилки и понесли. И сотни людей скорбно провожали этого красивого в жизни и в смерти парня, молча шли по зеленому полю, и капитан Прадос видел, как они плачут.

Впервые за долгие годы плакал и сам Эмилио…

— Если бы я вдруг узнал, что на вашу страну напали фашисты, — наконец ответил он Денисио, — и если бы я знал, что русские люди нуждаются в моей помощи, я отправился бы в Россию.

— Вот видите! — улыбнулся Денисио. — Выходит, нас не так уж и трудно понять. Для того чтобы принять такое решение, какое приняли мы, надо всего-навсего быть честным человеком…

В тот же день они вернулись в Барселону — Денисио и его экипаж с Эстрельей.

Встречали их майор Риос Амайа и комиссар полка Педро Мачо, Они тоже знали об их полете на Севилью, но прежде чем стали об этом полете расспрашивать, майор Риос Амайа сказал:

— Нашей войне с фашистами, нашим победам над ними изрядно мешают анархисты. Есть, конечно, среди них довольно порядочные и честные люди, как, например, Буэнавентури Дурутти, но даже и они не понимают, что без железной дисциплины никакая армия победить не может… Скажите, Денисио, вас этим истинам не учили? Вас не учили выполнять приказы точно, и безукоснительно?

У него был очень хмурый вид, у майора Риоса Амайи, вид, не предвещающий ничего хорошего. Денисио, Павлито и Вальехо стояли перед ним навытяжку. Эстрелья же сочла для себя более безопасным спрятаться за «драгон». Педро Мачо смотрел в землю, покусывая кончик уса. И, кажется, едва заметно улыбался, будто ему было приятно присутствовать на этом маленьком драматическом спектакле.

Сразу поняв, что командир полка имеет в виду, Денисио сказал:

— Приказ о вылете на боевое задание мы получили от генерала Дугласа, камарада хефе. Мы не нарушали дисциплину.

— Генерал Дуглас был осведомлен, что вы выполняете другой приказ?

— Да, конечно… Нет, наверное, не знал…

— А знал ли он о том, в каком состоянии находится ваш самолет?

— Наш самолет? Наш самолет находится в очень хорошем состоянии.

— Так считал генерал Дуглас?

— Конечно… Нет, генерал Дуглас это подразумевал… Хотя это не совсем точно… Генерал Дуглас наш самолет не видел. Но он, наверное, так думал…

— Не отчень все хорршо, — по-русски сказал Риос Амайа. — Идемте в штаб.

Он пошел впереди, рядом с комиссаром полка, вполголоса о чем-то с-ним переговариваясь. А сзади плелись Денисио, Павлито и Вальехо. Эстрелья, умышленно поотстав, замыкала шествие.

— О чем он с тобой тары-бары? — спросил у Денисио Павлито, понявший только русскую фразу майора.

— Тысячу благодарностей за наш самоотверженный поступок, — сказал Денисио. — Говорит, что без особого приказа вылететь на такое важное задание и на таком гробу, как наш «драгон», могли только настоящие герои.

— Гвоздь мужик! — воскликнул Павлито. — Понимающий человек! А почему ты такой хмурый? Почему не радуешься? Он, сказал что-нибудь еще?

— Сказал, что будет ходатайствовать перед генералом Дугласом о наградах.

— Видишь? — Павлито плечом толкнул Денисио. — Этот майор далеко пойдет, потому что смотрит в корень вещей. Я ему уже сейчас присвоил бы звание генерала. А ты?

— Я не торопился бы, — вздохнул Денисио. — В корень вещей он смотрит по-своему. Так, по крайней мере, мне кажется. Прежде чем майор представит нас к наградам, он за самовольный, без его приказа, вылет разнесет нас в дым… Как бы нам не пришлось с тобой в срочном порядке отправиться в Союз.

— Ты что, обалдел?! — крикнул Павлито, останавливаясь. — Он так сказал?

— Намекнул. Мы должны были доложить генералу Дугласу, что, во-первых, выполняем срочное задание командира полка, и, во-вторых, что наш «драгон» — это катафалк, а не бомбардировщик. Так он считает…

— «Так он считает»!. — Павлито несколько раз стукнул кулаком о кулак — признак того, что он вот-вот взорвется. — «Так он считает»! — зло повторил он. — Стратег! А ты спроси у него, как в таком случае они думают, драться с фашистами? Будут ждать, когда у них навалом появятся «чайки» и «ишачки»? Ха, вояки! Я еще в ту минуту, как увидел этого Риоса Амайу, подумал: «Вот лапша. Не летчик, а лапоть!»

В штабе — небольшом деревянном домике на самом краю аэродрома — было две комнаты: одна, совсем крохотная, — приемная, другая, пошире и подлиннее, — непосредственно штаб, где размещались командир и комиссар полка, штурман и начальник штаба. Посреди этой комнаты стоял огромный стол, на котором обычно во всю его длину лежала склеенная по частям карта с нанесенными на ней районами боевых действий.

Майор Риос Амайа и комиссар Педро Мачо, придя в штаб первыми, скрылись в большей комнате, а Денисио, Павлито, Вальехо и Эстрелье дежурный сказал:

— Вас попросили подождать здесь, в приемной.

— Там будет заседать трибунал? — невесело усмехнулся Павлито. — Черт знает что! Вместо того чтобы и вправду вынести людям благодарности, над ними хотят учинить расправу.

Педро Мачо, чуть приоткрыв дверь, позвал:

— Эстрелья!

Прежде чем покинуть, приемную, Эстрелья шепнула Денисио:

— Я с вами в Севилью не летала… Хорошо?

Денисио кивнул: «Не беспокойся».

Ее не было очень долго. И этот факт вызывал тревогу. Денисио теперь признавал: они действительно должны были доложить о том, что выполняют задание по срочной доставке грузов. На кой дьявол они полетели на бомбежку? Ведь «драгон» и взаправду скорее похож на катафалк и очень просто мог развалиться на части при первой атаке «фиатов»… Риос Амайа правильно сказал: «Без железной дисциплины никакая армия победить не может…» А тут еще Эстрелья… Если командир полка и комиссар узнают, что она летала на Севилью, — тогда все.

Наконец, выглянув в приемную, Эстрелья сказала:

— Входите!

В комнате, оказывается, были не только Риос Амайа и Педро Мачо. С двух сторон стола молча стояли летчики, штурманы, начальник штаба и еще какие-то незнакомые Денисио люди — всех, наверное, человек пятнадцать, — и все смотрели на входивших Денисио, Павлито и Вальехо, и у всех в руках были стаканы с красным вином, а там, где отдельно расположились майор и комиссар полка, на подносе лежали три красные гвоздики и стояли три бокала, до краев наполненные вином.