Петр Лебеденко - Красный ветер

Но, как ни странно, Жанни не испытывала ни страха перед ним, ни сочувствия к нему. Отец это видел и приходил в еще большее бешенство. А потом он вдруг как-то обмяк, тяжело опустился в кресло и рукой указал Жанни на стоявший рядом стул.

— Сядь, — глухо проговорил он. — Я скажу тебе, кто он есть, твой рыцарь без страха и упрека.

Жанни послушно села и, как бывало в детстве, когда отец отчитывал ее в этом самом кабинете за провинность, покорно сложила руки на коленях.

— Я слушаю тебя, отец.

Он начал не сразу. Собираясь с мыслями, закурил сигару и, точно рассуждая сам с собой, начал:

— Шарвены… У каждого дерева есть свои корни. И чем могучее его крона, тем глубже корни залегают… Таков закон естества. Ты меня слышишь?

— Да, папа. Я тебя слушаю.

— Род де Шантомов, — продолжал он, — это одна из нитей истории Франции. Одна из самых прочных нитей. Нет ни одного из наших далеких предков, который бы не сражался под знаменем Людовика…

— Я хорошо знаю свою родословную, папа, — заметила Жанни.

Он снова чуть было не вспыхнул, но усилием воли заставил себя сдержаться. И все же спросил, довольно жестко: — А родословную Шарвенов? Знаешь ли ты родословную Шарвенов? Ты ее и не можешь знать, потому что никакой родословной у Шарвенов нет и не могло быть. Как у бродячих, бездомных собак. И если я когда-нибудь увижу в своем доме твоего возлюбленного, я вышвырну его, как бродячую собаку. — Помолчал, исподлобья глядя на Жанни, и угрюмо добавил: — А заодно и тебя вместе с ним. Прошу этого не забывать. Не за-бы-вать никогда!

Выбирать им было особенно не из чего: или они должны были прекратить свои тайные встречи, или — полный разрыв Жанни с прошлым, с отцом, с надеждой продолжать жить безбедной жизнью, с тем миром, к которому она привыкла с детства.

И Жанни твердо решила: она уйдет к Шарвену. Будет трудно? Пусть. Что с того, что она двадцать три года прожила в роскоши, не зная нужды? Душа ее была пуста, жизнь всегда казалась тусклой и бессмысленной. И только вот теперь, встретив Арно Шарвена, она вдруг поняла, что на этой, как говорит Арно, трижды грешной земле есть счастье. Она его нашла и теперь никому не отдаст. Никому и ни за что!

И она ушла к Шарвену.

А через три месяца командир истребительного полка полковник Леверье вызвал к себе Шарвена и весьма любезно, даже смущаясь, заявил ему, что лейтенант Шарвен увольняется из ВВС… По какой причине? Высшим командованием было предложено аттестовать каждого летчика на предмет дальнейшего прохождения службы… Вот лежит аттестация на лейтенанта Шарвена, подписанная его командиром эскадрильи Эмилем де Тенардье: «Ввиду слабых летных качеств лейтенанта Шарвена считать его дальнейшее прохождение службы в истребительной авиации нецелесообразным…»

Не сразу поверивший в реальность происходившего, Шарвен тупо смотрел на аттестацию, поверх которой размашистым почерком полковника Леверье было написано: «Согласен».

Как могло случиться, что полковник согласился с выводами командира эскадрильи? И как могло случиться, что командир эскадрильи сделал подобный вывод? Ведь совсем недавно, после тренировочного полета, в котором летчики отрабатывали один из элементов атаки, капитан де Тенардье сказал:

— Блестящий бой, лейтенант Шарвен! Помимо всего прочего, вы прекрасно чувствуете машину и своевременно распознаете замысел противника!

Полковник Леверье, наблюдавший этот полет с земли, заметил:

— Да, лейтенант Шарвен — летчик с большим будущим. Вам можно позавидовать, господин капитан: далеко не каждый командир эскадрильи имеет возможность похвастать такими подчиненными, как лейтенант Шарвен.

И вот… «Ввиду слабых летных качеств…» Что-то совершенно неправдоподобное и невероятное. Как дурной сон.

— Это правда, господин полковник? Правда, что вы согласны с выводами капитана де Тенардье?

Командир полка пожал плечами.

— Капитан де Тенардье, мой дорогой Шарвен, значительно лучше меня знает своих подчиненных. И я не могу не верить такому опытному летчику, как ваш командир эскадрильи. — Он встал, два-три раза медленно прошелся по кабинету, потом остановился напротив Шарвена и, пряча глаза, добавил: — Я очень сожалею, господин лейтенант, но помочь вам не в моих силах. Приказы сверху даются для того, чтобы их неукоснительно исполняли.

— Вы получили приказ о моем увольнении? — спросил Шарвен.

Кажется, он начал кое о чем догадываться. «Приказы сверху» — это генерал Франсуа де Тенардье, а за спиной генерала стоит зловещая фигура Вивьена де Шантома, отца Жанни… Машина заработала, жернова закрутились. И будут крутиться до тех пор, пока в труху не перемелют и самого Шарвена, и его Жанни.

— Вы получили приказ о моем увольнении от генерала Франсуа де Тенардье? — все же спросил Шарвен. — Вы знаете о причине, побудившей генерала отдать такой приказ?

— Я попросил бы вас не задавать мне неуместных вопросов, господин лейтенант! — сердито бросил Леверье. — Приказ о вашем увольнении подписан мной и, надеюсь, будет утвержден. Больше сказать мне нечего. Вы можете быть свободны.

Ошеломленный, подавленный, растерянный, Шарвен пришел домой и, швырнув планшет, устало опустился на кушетку.

Жанни куда-то ушла — наверное, бродит по Парижу в поисках работы. Ищет давно, но пока безуспешно. У нее нет никакой специальности, а идти работать в магазин готового платья (такое предложение ей однажды сделали) Жанни не хочет: слишком на виду, слишком велика возможность частых встреч со знакомыми людьми, чего она до сих пор боится. Еще недавно Шарвен говорил:

— Что за идея-фикс засела в твоей голове — работать, работать! Разве на те деньги, что я получаю, мы не проживем?

— Ведь это так просто, — смеялась Жанни. — Я наконец вырвалась на волю и хочу попытаться быть во всем независимой.

Да, недавно все было по-другому. Все было по-другому только вчера, только час назад. И вдруг — такой поворот. Кто он есть теперь, бывший летчик, лейтенант французских военно-воздушных сил? Кто? И сможет ли он смириться со своей судьбой, хватит ли у него сил переломить себя и, как Жанни, бродить по Парижу в поисках работы? У него ведь тоже, кроме специальности летчика, ничего другого за душой нет.

Шарвен встал, надел штатский костюм и, чтобы хоть на время заглушить в себе мрачные мысли, решил пойти посидеть часок-другой в кафе мадам Лонгвиль.

— Да, я сейчас исчезну, — снова повторила мадам Лонгвиль, и оставлю вас… Пьер вот так же, как и вы, мсье Шарвен, иногда просил: «Оставь меня одного». И я уходила. Хотя никогда не могла понять: зачем человеку оставаться одному, если у него на душе скребут кошки? Не лучше ли поделиться со своим ближним всем, что тебя мучает и от чего ты страдаешь?