Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)

— Я подвергаюсь насилию, господа… Но с этого момента я буду давать показания только в присутствии моего адвоката.

— Да… — произнес Фридман. — Он вам только подтвердит, что вы ничего не выигрываете от того, что пытаетесь доказать, будто деньги ваши. Потому что все эти доллары… — взял он пальцами несколько стодолларовых банкнотов и, приподняв их, снова бросил на стол, — уважаемый герр Гуттман, фальшивые! Понимаете, фальшивые! — Фридман сделал драматическую паузу и продолжал: — Мы ведь разыскиваем эту женщину за распространение фальшивых денег, ясно вам? Поймите, если криминальная полиция разыскивает женщину, которая меняет имена и проживает в таких отелях, как «Кенигсгоф», тут может быть только два варианта — наркотики или фальшивые деньги, и ничего другого. Теперь мы, разумеется, должны будем задержать вас за распространение фальшивых стодолларовых банкнотов.

Торжествующее выражение на лице лысого шантажиста сменилось судорожной гримасой.

— В чем же вы тогда меня обвиняете? — спросил он.

— Как называют тех, кто распространяет фальшивые деньги? — сознательно обошел вопрос Фридман.

— Я думал, — тихо произнес Гуттман, — что в этом деле замешана политика: шпионаж или что-то вроде того…

— С каких это пор криминальная полиция занимается шпионажем? — презрительно спросил Майер. Он полагал так вполне серьезно, потому что давно питал отвращение к секретной службе. А началось это тогда, когда любовница наставила ему рога с каким-то сержантом американской военной разведки.

— В таком случае, господа, я отказываюсь от всех своих показаний, — стыдливо проговорил лысый шантажист и без приглашения сел на стул.

— Не стоит так гнать, дружище! — заметил Торанце. — У нас еще уйма времени. К тому же неизвестно, что за тачку подсунул нам этот турок.

На первый взгляд это была совсем неплохая тачка, потому что в тот момент на спидометре у Галвы было сто сорок километров. Все же он немного сбавил скорость. Торанце повернулся к заднему сиденью, где между Крайским и Сантанелли полулежал бесчувственный Машита. Увидев, что Сантанелли приложился к плоской бутылочке, он нервно заворчал:

— С этим-то можно немного подождать!

Его земляк не очень охотно спрятал бутылочку в карман и напустился на Крайского:

— Не наваливай этот тюк на меня! — и локтем оттолкнул Машиту на противоположную сторону.

— Ну и удивится же этот… — внезапно рассмеялся Торанце. Потом улыбнулся Галве: — А какая суматоха поднимется у ваших земляков в Праге!

— Да, переполох, я думаю, будет большой, — согласился Галва и подумал, не пора ли…

Проехав еще несколько сот метров, он решился и на полной скорости незаметно несколько раз подряд вывернул руль. Машину стало бросать из стороны в сторону.

— Странно заносит… — громко сказал он и, проверяя управление, качнул машину. — Управление в порядке…

Торанце напряженно следил за ним.

— Может, колесо? — с участием спросил он.

— Сейчас посмотрю, — ответил Галва и направил машину к обочине. Затормозив и переключив ближний свет, он достал большой карманный фонарь и вышел из машины.

Широкое шоссе было погружено в темноту. Галва с включенным фонарем ходил вокруг машины и постукивал по колесам. Торанце, приоткрыв дверцу, крикнул:

— Что с колымагой?

— Левое заднее колесо! — так же громко ответил Галва.

Чертыхнувшись, Торанце вылез из машины. Галва выключил фонарь и открыл багажник. Торанце прошел мимо него к заднему колесу. С противоположной стороны к ним приближался большой автобус, весь облепленный фонарями, как новогодняя елка. Проезжая мимо, он осветил их всеми своими фарами. Защищаясь от слепящего света, Торанце повернул голову, а когда автобус проехал, склонился к колесу. Галва стоял прямо над ним и, как только итальянец нагнулся, со всего маху ударил его тяжелым фонарем по темени. Звук удара и раздавшийся стон потонули в грохоте проезжавшего автобуса, а Торанце свалился на шоссе. Осветив его фонарем, Галва вынул у него пистолет. Потом быстро достал из багажника домкрат и застучал им под машиной, при этом громко советовал:

— Дружище, домкрат здесь не достанет… Нужно чуть-чуть отъехать…

Обойдя машину, Галва открыл дверцу и сел за руль. Крайски с заднего сиденья спросил:

— Ну что, шеф?

Галва спокойно ответил:

— Неудачно остановились, не можем установить домкрат… Отъеду на несколько метров…

Он завел мотор и уверенно распорядился:

— Вы тоже выйдите и помогите американцу вынуть колесо!

— Вот так номер! — недовольно отозвался Сантанелли, однако послушно вышел вместе с Крайским из машины.

Как только за ними захлопнулась дверца, Галва включил дальний свет и резко набрал скорость. Крайски и Сантанелли удивленно смотрели на быстро удаляющиеся огоньки.

— Он что, свихнулся? — удивился Сантанелли.

— Или у него шарики за ролики зашли, — дополнил Крайски. — Куда он поехал? А где американец?

Сантанелли чуть не споткнулся о своего земляка. Щелкнув зажигалкой, он закричал:

— Вот он лежит!

Вдали показался свет фар машины, в которой ехал Кларк.

— Не ори! — окликнул Сантанелли Крайски и осветил зажигалкой голову лежащего Торанце. — Кто-то ему устроил изрядный сквозняк в затылке…

— «Кто-то, кто-то»… Шеф и устроил!

— Зачем ему это делать? Нелепость какая-то!

— Зачем? Он — отъявленный бандит!

На шоссе на мгновение воцарилась тишина. К агентам фирмы ТАНАСС быстро приближалась машина Кларка. И только сейчас до Крайского дошло, что же все-таки произошло. В отчаянии он выдохнул:

— Это провал… Плакали наши денежки!

— Нужно остановить эту машину! — решил Сантанелли и стал махать руками приближавшемуся Кларку.

Когда смуглый американец остановился рядом с ними, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он открыл дверцу и сказал только одно слово:

— Идиоты!

Дин Пауэлл сидел в неказистом кабинете бара «Романе» и вел скучный разговор с одним из менеджеров о программе осеннего сезона. На этот раз вместо пурпурного смокинга на нем была серебристо-черная рубашка.

Как только в дверях появился капитан Браудер, он незамедлительно распрощался с менеджером и все внимание переключил на своего старого знакомого, с которым его связывало несколько лет разведывательной работы на Ближнем Востоке.

— Что будете пить, дружище?

Браудер выбрал джин, а Пауэлл плеснул себе немного шотландского виски и добавил содовой. Затем включил магнитофонную пленку с громкой музыкой.

— О чем пойдет речь? — приветливо спросил он.

— О Крулихе, — ответил Браудер.

— Из этого не получится интересная беседа.

— Но если все же получится, я хорошо за нее заплачу.