Ганад Чарказян - Горький запах полыни

«Жил в одном селении мудрец, который любил часами сидеть на берегу арыка, размышляя о непрочности и изменчивости всего земного. И вот однажды он сидел так, погруженный в думы, а над ним пролетал преследуемый соколом воробей. Воробей держал в клюве муравья и, пролетая над арыком, выпустил муравья из клюва. Муравей упал у самых ног мудреца, тот поднял его и, жалея, отнес домой. Тут надо сказать, что мудрец был еще и волшебником, во всяком случае, он знал заклинания, с помощью которых можно превращать одно живое существо в другое. Принеся муравья домой, он положил его на пол и, повернувшись лицом к востоку, произнес нужные слова, отчего муравей стал расти, менять свой облик и превратился в красивую маленькую девочку. Мудрец взял ее за руку и отвел к своему другу, у которого было уже несколько детей и которому нетрудно было вырастить еще одного ребенка. Шли годы, и девочка превратилась в стройную, прекрасную девушку. Тогда мудрец призвал к себе ее приемного отца, и они стали рассуждать, что делать дальше.

— Я думаю, — сказал друг, — что настало время найти того, с кем она может идти по жизни дальше. В нашем селении много крепких и красивых мужчин. Давай спросим ее.

Но девушка, когда предстала перед ними, — а она была действительно умна и красива, — ответила:

— О, вы, чьим словам я должна и готова повиноваться. Не кажется ли вам, что те мужчины, о которых говорите, уступают мне в достоинствах? А вы столько раз учили меня, что только равенство соединяет сердца.

— Ты права, — ответил, подумав, мудрец. — Но кто в этом мире достойнее и безупречнее всех? Самый сильный. А кто сильнее всех? Солнце — оно побеждает даже мрак.

— Хорошо, пусть будет солнце, — согласилась девушка.

И рано утром, едва только солнце взошло над вершинами Гиндукуша, мудрец крикнул:

— О светило! Эта девушка достойна самого могущественного друга. Не возьмешь ли ты ее себе в спутницы?

— Она прекрасна, — ответило солнце, — и я было бы радо, если бы рядом со мной всегда сияла она. Но, увы, не я самое сильное и могущественное, а туча. Даже небольшое облачко легко закрывает меня.

Тогда мудрец и девушка отправились к туче. Они нашли ее у подножия высокой горы.

— Что делать, — ответила им туча, — и я была бы рада иметь тебя подругой, но мое могущество ограничено: ветер гонит меня куда хочет.

Они обратились к ветру.

— Разве это сила и мощь — то, что есть у меня! — воскликнул ветер. — Только слабые тучи да гибкие деревья уступают мне. Посмотрите на гору — как несокрушима она, как прочно вросла в землю. Ничто ее не сдвинет с места. Могущественнее ее, по-моему, нет ничего.

Мудрец обратился к горе.

— Скажу по справедливости, уж если кто и обладает могуществом и настоящей силой, то это муравьи, — ответила ему гора. — Действительно, я не поддаюсь пока ветру, но муравьи уже изрыли все мое тело, расширили все трещинки. Скоро мне наступит конец, а я ничего не могу с ними поделать — ни прогнать их, ни уйти от них.

— Подожди меня! — сказал мудрец девушке. Подошел к горе, выбрал среди тысяч муравьев одного покрупнее, взял на палец и вернулся туда, где стояла красавица.

— Ты слышала все, — сказал он ей. — Подходит тебе такой жених?

— Конечно, — ответила девушка, — ведь он равен мне достоинствами, и он действительно самый сильный.

И тогда мудрец, повернувшись лицом к востоку, произнес известные ему слова. Заклинание подействовало, тело девушки стало уменьшаться, изменять форму, и она опять превратилась в муравья.

Два муравья взяли друг друга за руки-лапки и скрылись в расселине горы…»

Тут, как всегда, на глазах Дурханый появлялись слезы, она закрывала лицо руками и убегала на женскую половину.

Через какое-то время она снова просила рассказать любимую сказку. «Но ты ведь будешь плакать», — пробовал возразить я. «Буду!» — твердо отвечала она. Когда я пытался выяснить, почему она каждый раз плачет, Дурханый, коротко взглянув на меня, опускала голову и молчала. Только однажды она проронила: «Потому что они, — она выделила последнее слово, — теперь будут всегда вместе!» И тут же зарыдав, убежала. Да, что-то уже не детское происходило в душе моей сестренки. Видимо, это было как-то связано с тем, что она становилась женщиной — под южным солнцем девочки созревают быстро. Еще года два-три и ее выдадут замуж. Почему-то от этой мысли мне становилось грустно. Я уже привык к ее лукавой мордашке, к ее «велблуду», к ее призывно-нежному «Хале-еб!», то и дело раздающемуся по тому или иному поводу. Если она покинет бедное жилище Сайдулло, то я буду лишен даже этих малых и привычных радостей.

Однажды, когда копал плодородную землю возле реки, чтобы отвезти ее на наши поля, Дурханый прогуливалась недалеко и собирала разноцветные камушки и черепки. Вдруг я услышал ее крик: «Мар! Мар!» Марг и мар — смерть и змея — в их языке сближены предельно. Я рванулся со всех ног, подбежал к ней, схватил за руки. Укусила? Куда? Она протянула мне руку, где в локтевом сгибе краснело какое-то пятнышко. Я тут же приник к нему губами. Вдруг Дурханый засмеялась, вырвала руку и показала в сторону камней, куда, видимо спряталась змея. Если она вообще была. Дурханый глядела на меня лукаво и нежно, совсем не смущаясь, прикрывая ладошкой место мнимого укуса, где остался отпечаток моего невольного поцелуя. Я оглянулся — поблизости никого не было. Два желания боролись во мне: тут же отшлепать ее по попке и снова приникнуть губами к ямочке под локтем. Да что ж это такое, она меня просто соблазняет! А что будет через год, через два? Я взглянул на нее как можно строже и вернулся к работе.

Но теперь слово «мар» стало любимым словом Дурханый. Она находила повод повторять его при всех, лукаво и невинно поглядывая на меня. А наедине оно звучало чаще всех других слов. Мар — таков был отныне наш пароль. Он открывал целый ритуал, который она сумела мне навязать. Теперь, когда Дурханый что-нибудь приносила в мою пещеру, она твердо и серьезно говорила мне «мар» и протягивала полусогнутую руку. Я вынужден был молча целовать и старался не думать, куда это может нас завести.

Как-то невольно получалось, что мы проводили рядом все больше времени. Она использовала любой повод, чтобы навестить нас с отцом. На уставшем лице Сайдулло расцветала счастливая улыбка, когда он видел дочку с кувшином свежей воды или корзинкой фруктов. Но то, что двигала его Дурханый не только любовь к отцу, он, похоже, и не догадывался. Или не спешил догадываться. Или уже обо всем догадался и старался не подавать виду, чтобы раньше времени не произносить опасных слов и не создавать ненужных проблем. Потому что все сказанное стремится стать реальностью. Большей частью отвращающей. А может, он уже и примирился с ней, считая, что все в руках Аллаха. И почему бы Всевышнему не оставить ему его девочку рядом с ним до глубокой старости. А как он это совершит и с чьей помощью — не имеет никакого значения.