Ганад Чарказян - Горький запах полыни

В самом дальнем углу большой пещеры, по которой я шел, держась за подол рубахи своего спутника, оказался замаскированный лаз — ну прямо как в сказках «Тысяча и одной ночи». По наклонному каналу вполз за незнакомцем в темное помещение. Пока молча стоял на месте, он возился недалеко от меня. Вдруг вспыхнул свет слабой двенадцативаттной лампочки.

У одной стены располагались спальные места, а возле другой несколько автомобильных аккумуляторов и какие-то трубы. Хозяин подвел меня к ним и с гордостью обронил: «Стингеры, еще пять штук». Теперь я понял, кто сбил самолет. «Ты — герой», — произнес я подобающие слова. «Кто-то должен их наказывать. Но одному трудно», — устало сказал он и начал устраивать постель. Наш недавний водопой оказался одновременно и ужином. Правда, я так устал, что сразу заснул. Проснулся от солнечного зайчика рядом на стене. Накрыл его рукой — тепло. Несколько узких лучей света пронизывали наш погреб. Хозяин еще мирно похрапывал в остро пахнущих овчинах. Судя по скупо оброненным вчера словам, новый знакомый надеется на мою помощь. Пока не выберусь наружу, не буду его разочаровывать. Куда только не забрасывает человека, который просто идет по земле, не зная куда. А может, стоит все-таки сбить парочку самолетов? Нет, я не мститель. Я жертва. Как и большинство людей, я распят своим временем. Мой долг — испытать всю человеческую боль, оттянуть ее на себя, уменьшить ее количество в этом жестоком и безжалостном мире. Впрочем, это уже мания величия. Хватит, хватит испытаний, не хочу быть распятым страдальцем. Хватит одного Христа. Хочу просто домой. В родную Блонь. «Я так давно не видел маму…» — была когда-то такая песня. Я зашевелился и, спустив ноги, сел на своих нарах из жердей. Храп тотчас прекратился. Хозяин тоже поднялся. Сказал, чтобы полз наверх, а там подождал у входа — он передаст мне трубу.

Я принял «стингер», поставил у стенки. Подождал, пока выберется спутник. Он подал мне еще небольшой примус на бензине и мешочек с рисом, две банки тушенки, кастрюлю. В итоге у нас получился хороший завтрак. Я немного повеселел и начал думать, как бы половчее расстаться с моим кормильцем. Не хватало еще застрять на десяток лет в афганских партизанах. Нет, стрельбы с меня хватит, пусть сами разбираются. После чая из верблюжьей колючки — мы тоже когда-то заваривали, очень хорошее дезинфицирующее средство — решил спросить, куда он собирается идти дальше. Он кивнул на трубу и, впервые улыбнувшись, сказал, что на работу — полоть сорняки в нашем небе.

Меня всегда удивляло, как образно и лаконично выражаются простые пуштуны. Может, оттого что устное народное творчество еще не уничтожено всеобщей грамотностью и нивелирующей письменностью. Как много знают они различных легенд и сказаний, песен, стихов, сказок. Это мы все спрятали в книги, отделили от своей обычной и будничной жизни. А у простого человека, да у того же деда Г аврилки или у Сайдулло, вся культура всегда под рукой. Она живет с ним, постоянно взаимодействует с реальностью, постоянно обновляется и потому не стареет, всегда молода.

— Дорогой незнакомец, я благодарен тебе за кров, за рис и тушенку, за чай, но я не смогу быть помощником в твоей борьбе с сорняками. Небо полоть придется тебе одному. Меня ждут родные люди, которых очень давно не видел. Если сможешь указать мне дорогу к ближайшему кишлаку, буду тебе очень благодарен. А в твоей работе желаю удачи. Пусть Аллах будет всегда с тобой.

— Я понял, что в тебе нет гнева и ненависти к нашим врагам. Это потому, Цыштын-дабара, — не удивляйся, тебя знают многие, — что собственное горе еще переполняет тебя и отделяет от нашей общей беды. Но первый шаг на праведном пути ты уже совершил — в тебе нет и тени страха. Ты, как и я, ничего не боишься. Покажу тебе тропу к ближайшему кишлаку — это на день пути, после риса и тушенки ты осилишь его. Но, прошу, будь осторожнее с незнакомыми людьми. Не вводи их в соблазн греха. Даже я подумал вчера, когда оказались в моем убежище, что ты не должен его покинуть. Какое-то время я стоял над тобой спящим, но не смог поднять руку, чтобы лишить тебя жизни. Есть в тебе что-то, что размягчает сердца незнакомых людей. Да пребудет Аллах с тобой!

Потом истребитель самолетов начертил мне на песке всю предстоящую дорогу, выделив развилки, источники хорошей воды, и даже, на всякий случай, место для ночевки, которым пользуется и сам. Он прошел немного со мной — до первого поворота и обнял на прощанье. Я тоже ответил ему объятьем — человеку, который еще ночью собирался меня задушить в своем погребе. Как изменчива и прихотлива жизнь, какое колеблющееся существо — человек. И об этом знал уже Мухаммед — «человек рожден колеблющимся».

Уже один ступил я на дорогу к будущему. Сумрачные ущелья, синие, красные, бурые скалы. Голубые звонкие речки, тенистые заросли — тропка бежала и бежала, и я торопился за ней, отдыхая в прохладных пещерах, утоляя жажду из ледниковых ручьев. Как и было обещано, кишлак появился незадолго до захода солнца. Но света хватило, чтобы разглядеть меня и проникнуться доверием. Как раз одному человеку нужен был помощник в тяжелой и знакомой мне работе — строительстве небольшого поля. Муса обязался кормить и дать запас провизии на дорогу. Для начала он угостил хорошим ужином: рис, сушеные персики, изюм, зеленый чай. Хозяин был само радушие, а жена, на которую он недовольно поглядывал, обслуживала нас быстро и бесшумно.

На следующий день принялись за работу. Убедившись, что я понимаю в ней толк, Муса спокойно отлучался и только приходил вечером, чтобы увидеть итог моих усилий. Спал я на плоской крыше, снова под звездным небом, невольно напоминавшем все, что довелось испытать за эти годы под его внимательным взглядом. Первоначальное радушие хозяина понемногу испарялось. С самого утра слышал, как он кричал на жену, которая приносила мне на крышу все более скромный завтрак. Мясом не накормили ни разу. В тот день, когда я собирался закончить работу, получить расчет и двинуться дальше, его жена, с ног до головы закутанная в национальную одежду, поднявшись ко мне с блюдом риса, сказала еле слышно:

— Брат незнакомец… уходи, скорее уходи. Он убьет тебя и опозорит меня перед моими братьями, чтобы избавиться от меня. У нас нет детей. Наверно, это моя вина. Но предыдущая жена была тоже бездетна. Уходи, уходи, незнакомец…

Янтарные глаза ее грустно и с тревогой смотрели сквозь чадру. Оказывается, моя смерть должна помочь хозяину избавиться от жены, уличенной в прелюбодеянии. Несчастная женщина осталась в моей памяти как тихий голос без лица — печальный и нежный.

Я хорошо позавтракал — впрок, не стесняясь, попросил добавки. Потом спустился к хозяину и сказал, что работы осталось совсем немного, на час-другой. Дорогу к следующему кишлаку знаю, так что возвращаться с поля особой нужды нет. Думаю, что могли бы рассчитаться прямо сейчас. Я благодарен и вам, дорогой Муса, и вашей заботливой ханум, что приютили бедного путника и дали ему немного заработать. Взял бы я с собой пяток лепешек, сушеных персиков, урюк, изюм, немного овечьего сыра.