Григорий Линьков - Война в тылу врага

— Подождите немного. Я пришлю вам чего-нибудь подкрепиться, — предложил Кулундук и зашагал к хутору.

Шлыков молча кивнул ему головой и отвернулся.

Он хотел еще раз поблагодарить Кулундука, но не мог произнести ни слова. Слезы внезапно выступили у него на глазах, и спазма сдавила горло.

Молодой командир и сам не мог понять, что послужило причиной этого неуместного и несвоевременного душевного потрясения: то ли неудача встречи с командиром, на которую возлагалось столько надежд, то ли проявление искренней заботы человека о совершенно посторонних людях. Но ему не хотелось, чтобы его слабость видели подчиненные. С минуту он стоял, стараясь подавить волнение, и только вынул платок, чтобы утереть слезы, как почувствовал прикосновение чьей-то руки к своему плечу.

Шлыков быстро обернулся. Перед ним стоял Яша Кулинич, вытирая мокрые от слез глаза грязным платком. Несколько секунд они стояли молча.

— Пойдем, Саша, там этот человек с хутора обещал прислать поесть чего-нибудь, — сказал Кулинич и, взглянув в лицо товарища, добавил — Да ты не расстраивайся. Раз наши были здесь, мы их найдем! Далеко уйти отсюда они не могли, следы-то на песке еще совсем свежие…

Шлыков пристально посмотрел в лицо товарища, хотел поделиться полученными вестями, но вместо этого принял суровый вид и по-командирски сказал:

— Ну, ну, может, не скоро найдем, а нюни распускать тоже нечего!

Сынишка Андрея принес буханку хлеба, кувшин молока и кусок сала.

Проголодавшиеся бойцы молча поели и, поблагодарив мальчика, направились на хутор Ольховый.

Вокруг старых сараев заброшенного хутора они увидели остатки давно погашенных костров. Поблизости валялись пустые консервные банки со знакомыми наклейками и обертки от галет. Сомнений не оставалось: здесь были свои люди, но они ушли и никого не оставили.

Посовещавшись, десантники решили обследовать окрестности. Они разделились на две группы и направились в глубь леса давно заброшенными тропинками, расходившимися от хутора в разные стороны.

Огромный смешанный лес местами перемежался ярко-зелеными полянками, на них частой россыпью краснела брусника. По обочинам тропинки, извивавшейся между толстыми стволами деревьев и кустарниками, попадалось много белых грибов. Следом за Шлыковым шли Яша Кулинич и Валентин Телегин. У всех нервы были напряжены до крайности. Каждый из них ожидал, что вот-вот за тем или иным поворотом они увидят партизанскую землянку или встретят кого-либо из разыскиваемых товарищей. Но ландшафт не менялся, и нигде никаких признаков присутствия человека не замечалось. Они пробовали сигналить, по очереди и все разом дуя в свои манки. Но лес отвечал им только треском сухих сучьев под ногами разбегавшихся зверей да шумом в ветвях от вспугнутых птиц.

Подошли к стволу огромного, сваленного буреломом дерева с высохшей, изъеденной насекомыми корой. Дальше итти было некуда. Впереди, в просветах между деревьями, виднелись поблескивавшие зеленоватой влагой топи, усеянные кочкарником и островками, — там начинались труднопроходимые берзинские болота.

— Давайте посидим здесь немного, — предложил Шлыков и, сев на ствол дерева, вытянул одну ногу. — Чортов сапог, — морщась, проговорил он, — столько километров исходил, а все жмет.

— А ты сменился бы с Иваном Библовым, — посоветовал Телегин, присаживаясь рядом, — вы с ним, кажется, одного росту.

— Примеряли, да у него ступня с таким лошадиным подъемом, что совсем в мой сапог не лезет. Нет уж, сам как-нибудь разношу.

— Какие замечательные места, — мечтательно сказал Яша Кулинич. — Сколько ягод, грибов, а дичи, наверно, тут на болотах, — всем нашим отрядом не перестреляешь.

— Да, места здесь хорошие, — задумчиво проговорил Шлыков и, вдруг оживившись, обратился к своим товарищам — А что, если перебазировать сюда наш отряд? Как думаете, ребята? Будем пока землянки строить, продукты заготовлять на зиму, а там, глядишь, и наши начнут сюда подтягиваться.

— А если наши вообще сюда не придут? — спросил всегда пессимистически оценивавший обстановку в лесу Телегин.

— Не придут? — повторил Шлыков и вздохнул. — Тогда… тогда будем действовать одни, самостоятельно. В трех — четырех километрах отсюда проходит шоссе Лепель — Бегомль. На несколько вылазок у нас взрывчатки и боеприпасов хватит, а там…

— А там у немцев добудем! — поддержал командира легко увлекающийся Яша Кулинич.

Но Шлыков замолчал и нахмурился. Он прекрасно понимал, что он сам и ядро его отряда, десантники, были слишком неопытны, чтобы обеспечить себя всем необходимым и наметить перспективы борьбы на будущее.

Возвращаясь с хутора, Шлыков всю дорогу молчал. Более тридцати дней бесплодных скитаний по лесам и болотам измотали нервы, но к цели не приблизили. За это время к семерке десантников присоединилось до трех десятков окруженцев, и молодой их командир, до последнего дня не терявший надежды найти командира отряда, теперь уже и сам не знал, что делать дальше, куда вести своих людей, какие ставить в порядок дня задачи.

Я представлял, как тяжело было моим бойцам и командирам групп, по большей части комсомольцам, горевшим священной ненавистью к врагу, но не имевшим необходимого опыта общения с людьми в той исключительно сложной обстановке.

Продолжая бродить по деревням, в которых притаились агенты гестапо, все это я видел и испытывал на себе. Высказанное мне дедом Кондратом из Кажар подтверждалось все более отчетливо.

Помню случай с одним провокатором. Это было уже весной сорок второго года. Мы совершали шестисоткилометровый переход из Витебской области в Пинскую. В районе Вилейки на минах, подкладываемых нашими подрывными пятерками, каждую ночь взлетали вражеские эшелоны. Гитлеровцы, не подготовленные к борьбе с крушениями поездов (охрана на железных дорогах у них тогда еще не была организована), настолько растерялись, что стали бросать целые батальоны для «прочесывания» лесов. Но и это не помогало. Тогда на наиболее угрожающих участках они начали пускать впереди железнодорожных составов группы пеших патрулей. Поезда при таком порядке двигались «черепашьим шагом».

В деревни, расположенные в треугольнике Вилейка — Молодечно — Красное, фашисты бросили большую группу агентов гестапо.

Однажды, в весенний день, на закате солнца мы двигались по нехоженой тропинке в мокром, почти необитаемом лесу. За нами гнались тучи комаров. Янтарно-желтые стволы сосен освещались горизонтальными лучами. Большой черный дятел, мелькнув красной феской, проскакал по стволу сухой ольхи. Где-то пискнула белка. Из зарослей лоз донеслась согревающая душу трель соловья, и мы, вдруг услышали, как цветут и благоухают ландыши, хорошо в такую пору развести в лесу костер, сварить уху или напечь картошки. Но вот дорожка, заросшая нетоптанной травой, круто свернула за стройную группу сосен, и за ними мелькнула чья-то тень. Мы рванулись вперед с автоматами наперевес и увидели, как, перескакивая через валежник в гуще леса, удалялся человек с сеткой от комаров на голове. При нашем оклике он остановился, — бежать было бесполезно. Хлопцы его быстро обыскали. Оружия и документов при нем не оказалось. Он назвался Сидоровым Иваном Ивановичем.