Пётр Поплавский - Под кодовым названием Эдельвейс

Все сведения о деятельности советских разведчиков нацистская верхушка рейха держала в сверхсекретной тайне. Не разглашалось абсолютно ничего. Более того, эти факты воочию убеждали в существовании антифашистского иоднолья.

Розыском «домашних сверчков» интересовался сам фюрер. Еще перед летним наступлением 1942 года на оперативном совещании генерального штаба он пожелал высказаться: «Большевики превосходят нас в одном — в разведке. Это последнее, что у них осталось. Принять меры! Я не позволю, чтобы мне помешали триумфально завершить войну с большевиками. О действиях врага в нашем тылу приказываю докладывать мне, как о выполнении фронтовых операций». Позднее Гитлер возвращался к этой теме систематически. Он дал особый приказ: сосредоточить лучшие контрразведывательные силы и самую современную технику тайной войны на борьбе с советской разведкой. И сразу в отношениях между разведывательными службами рейха возникла ведомственная напряженность. Каждый пытался тяжесть неудач, которые часто случались, переложить на плечи другого. Если же выпадал успех, каждый приписывал его себе, чтобы отличиться перед фюрером. И эта грызня не утихала.

Для непосредственной оперативной работы создали особую группу — зондеркоманду, которая окрестила себя названием, «изобретенным» рейхсфюрером. Вот эту зондеркоманду со странным для нацистов названием «Красная капелла» возглавил старый, опытный лис, специалист еще со времен кайзеровского «второго рейха», старший криминальный советник в звании штурм- банфюрера СС господин Йон Патциг. Под его руководством «вынюхивали» такие спецы криминального сыска и разведки, как Панцигер, фон Паннвиц, Копкоф. Личный состав зондеркоманды, не считая технических специалистов, никогда не превышал трех десятков сотрудников, но все они ходили в «асах» тайной войны. Однако «домашние сверчки» не утихали.

Тогда Гитлер издал еще один приказ: все сведения, даже в случаях, когда речь идет об успешных арестах, подлежат полной и самой строгой тайне. Ни слова в прессе или по радио! За разглашение тайн этого секретного фронта рейха мера наказания одна — казнь. Приговоры обжалованию не подлежат. Весь аппарат гестапо, имперское управление безопасности, управление зарубежной разведки — всех подняли на ноги, всех вздыбили, всех мобилизовали на тайную войну. А эфир ежесуточно пронизывался морзянками…

Шеф гестапо Мюллер на имя рейхсфюрера написал: «Арестованные разведчики представляют для нас несомненный интерес. Первые допросы свидетельствуют, что весь предыдущий опыт, полученный нами на Западе, становится почти непригодным. Очевидно, русские осуществили колоссальную работу, создавая свою шпионскую сеть, используя специфические указания своих зкспертов — специалистов. В дальнейшем нам чрезвычайно необходимо подробно и основательно установить принципы, которыми руководствуется советская разведка в организации своей работы». Из этого между строк выразительно и прозрачно читалось: «Поручите все допросы мне. Я справлюсь, как никто другой! Узнаю обо всем!» Кто‑то будет вылавливать «хаусгрилле», а Мюллер без лишних хлопот пожинать все лавры… Не глуп этот Мюллер, соображает!

И вот в эту сложную ведомственную сеть с ее ловушками, интригами и коварством свалился Хейниш, вломился, будто неповоротливый слон в аптеку. Не подлежало никакому сомнению, что «коллеги» из конкурирующих ведомств — Мюллер, Канарис, фон Шеллен- берг — раздуют идиотскую историю до гипертрофированных размеров, что угрожает значительными непри-

13 П. Иоплавский, Ю. Ячейкин 385

ятностями и ему, шефу СД. Вывод: чтобы спасти себя, крайне необходимо вытащить из передряги глупца Хейниша.

— Наделали шума на весь Берлин! — прорычал Кальтенбруннер.

Хейниш сжался в широком кожаном кресле, будто желал спрятаться от уничтожающих и испепеляющих грозных глаз обергруппенфюрера.

— Чего вас, собственно, понесло на Кетеллерштрассе? — хмуро поинтересовался шеф.

— Вез агентов на тренировочный аэродром для отработки техники ночных прыжков с парашютом, — исчерпывающе доложил Хейниш. — По маршруту движения была Кетеллерштрассе. Если бы мы проехали на несколько минут раньше, нас никто не остановил бы.

— Значит, сделаем первый вывод: о советском шпионе вы ничего не знали.

— И это полностью соответствует истине, господин обергруппенфюрер! — с жаром заверил Хейниш.

— Как узнали?

— На Кетеллерштрассе прямо перед радиатором моего бронетранспортера выскочил откуда‑то сбоку человек в гражданском. Мы его чуть не задавили…

— Было бы лучше!

— В следующий раз, господин…

Шеф с такой злобой глянул на него, что событие, которое должно произойти «в следующий раз», так и осталось неустановленным.

— Что дальше?

— Моему возмущению не было предела! Но человеком, который, рискуя собственной жизнью, преградил нам дорогу, оказался агент Мюллера!

— Лично Мюллера или агент гестапо вообще?

— Мюллера! Я до этого даже не знал, что шеф гестапо имеет личных агентов.

— Вы уверены в этом? — заинтересованно переспросил еще раз Кальтенбруннер.

— Так точно! Его номер — двадцать пять.

— Имя? Фамилия?

— Хорст Гейлиген.

— Интересно! Это представляет дело несколько в ином свете, нежели мне расписал Мюллер.

— Шеф гестапо?

— Да, лично. Вас это удивляет?

— Я считал, что начнется грызня при определении заслуг за арест русского шпиона, а здесь…

— Не болтайте лишнего!

— Слушаюсь!

— Докладывайте дальше. Подробно.

— Агент указал нам дом, где, по его словам, в данный момент находится русский шпион.

— Как он об этом узнал?

— Он опознал его на улице перед тем, как тот вошел

В ДОМ.

— Откуда он знал русского? Вы расспрашивали агента?

— Да. Хорст Гейлигеи — из немцев Поволжья. Весной сорок первого года принимал участие в диверсии — поджоге нефтехранилища. Среди чекистов, которые проводили следствие, был и тот, которого он узнал здесь, на улице Берлина.

— Почему Гейлигена не осудили и он остался на свободе?

— За недостатком улик. Кроме того, русские принимали все меры к тому, чтобы ничем не обострять своих отношений с рейхом. В то время происходила массовая репатриация фольксдойче из России в фатерлянд. Прямых доказательств не было, мог вспыхнуть политический скандал.

— И что же?

— Гейлиген был в списках репатриантов и прибыл в Великогерманию в мае сорок первого.

— Ясно. Что произошло дальше на Кетеллерштрас — се?

— Агент Мюллера настаивал, чтобы я со своей командой помог ему задержать русского, — Хейниш. решил немного приврать, чуть — чуть, чтобы все «заслуги» сбыть со своих рук.

— Ему? — поднял брови Кальтенбруннер.