Пётр Поплавский - Под кодовым названием Эдельвейс

— Здравствуйте, Вилли! Вы, как всегда, начинаете служебный день с комплиментов. Вам самому не надоедает?

— Привычка! — легкомысленно пожал плечами оберштурмфюрер. — Вы, Кристина, выработали у меня, словно у верного пса, безусловный рефлекс. А говорить комплименты молодым и симпатичным дамам — одно удовольствие.

— Вилли! Вы мне заморочили голову!

— Уже исправляюсь, фрейлейн! Поэтому объявляю приказ: через десять минут будьте готовы, чтобы сопровождать господина Хейниша в редакцию местной газеты. Шефу не терпится потолковать с редактором.

— А что случилось? Знаете?

— Хм„— усмехнулся Майер, — Знаю ли?.. Спросите лучше у шефа, если хватит смелости.

— А вам не кажется…

— Мне никогда не кажется, так как я не принадлежу к пророкам. А вот вы в последнее время проявляете излишнюю любознательность.

Это прозвучало уже как предостережение. Пока что дружеское. Пока что…

— Если не хотите отвечать, — спокойно заметила Кристина, — считайте, что я ни о чем не спрашивала.

— При чем здесь хочу или не хочу? Неужели вы еще не усвоили простую истину: в нашей фирме слишком любознательные сотрудники в лучшем случае долго не служат, в худшем — мало живут.

— Не преувеличивайте, Вилли, и не запугивайте, — холодно отрезала Кристина. — Я имела право спросить, поскольку речь идет об исполнении моих служебных обязанностей. И я вновь спрашиваю вас: о чем, собственно, речь?

— Согласен, вопрос уместен. А речь идет о Шныряе- ве, это фамилия редактора. Дело вот в чем. Оберштурмбанфюрер считает, что в последнем номере местной газеты для русских изложены факты, которые противоречат имперской пропаганде и могут вызвать нежелательные для оккупационных властей эффекты. Предполагается весьма серьезный разговор на эту тему.

— И мне отведена определенная роль?

— Вы нужны Хейнишу только как переводчица.

Когда ехали в радакцию, Майер поинтересовался:

— Господин оберштурмбанфюрер, аресты предусматриваются?

— Решим на месте, — отмахнулся Хейниш. — Вызвать охрану — не проблема.

— Могу ли я спросить, — не унимадся Вилли, — в каком ключе будет вестись разговор со Шныряевым?

— В этой стране для всех туземцев один ключ, — Хейниш поучительно поднял палец. — Запомните это навсегда, Вилли!

— Какой же?

— Страх! Униженный раб уважает даже свой ошейник с именем хозяина. — Он обернулся к шарфюреру Бергер. — Уверен, что вы, фрейлейн, убедились в этом, когда дрессировали своего пса. — И меланхолически закончил: — Разница лишь одна — пес благодарен вам навсегда, а от двуногой твари этого благородного собачьего чувства не жди. Для двуногих рабов нужны пули и виселицы, как в Древнем Риме нужны были карательные кресты для профилактических распятий. Не стоит пренебрегать классическим наследием! Иногда достаточно лишь изучить и усовершенствовать исторический опыт.

Редактор газеты встретил прибывших подобострастно.

— Рад вас видеть, госпожа и господа! — сказал он на вполне сносном немецком языке, чем освободил Кристину от перевода. — Прошу садиться, — угодливо пододвинул мягкие кресла к столу, не забыв сдуть невидимые пылинки, — Чем обязан?

Это был физически сильный, крепко сбитый человек, несколько отяжелевший, но этот недостаток хорошо скрывал плотно пригнанный к телу офицерский мундир РОА. Железный крест вызывающе блестел на широкой груди.

Хейниш внимательно оглядел помещение. Кабинет, пожалуй, слишком просторный для унтерменша. Широкий полированный стол со старинным креслом для хозяина стоял в центре, в простенке между окнами. Напротив, полукругом, явно реквизированные кожаные кресла. Не стулья или табуретки, как в местных управах, а кресла. Очевидно, хозяин кабинета тяготел к роскоши и комфорту

На стене слева — цветные портреты фюрера в простой коричневой форме штурмовика времен борьбы за имперскую власть и чернорубашечника дуче. Справа красовался портрет самого редактора — увеличенная фотокопия с агитационной листовки.

Были и плакаты — бравый, отзывчивый и сентиментально растроганный вояка вермахта ласково кормит русского изможденного ребенка с бледным личиком и голодными глазенками. Между прочим, в дополнение к этой плакатной фантазии существовало еще осмотрительное предостережение рейхсминистерства пропаганды: плакат с кормлением пригоден только в местностях, где население еще не дохнет от голода.

В углу, на журнальном столике, — стопка брошюр.

— Господин Шныряев, — без всякого предисловия сразу взял быка за рога Хейниш, — не кажется ли вам, что материалы вашей газеты не отвечают интересам оккупационной власти?

— То есть как? — всполошился «крестоносец». — Не может быть!

— Не болтать! — оборвал его Хейниш. — Материалы вашей газеты производят на читателя нежелательный эффект. Возникает вопрос: не специально ли создаются подрывные контрасты? Или, быть может, вы считаете, что ваши читатели слепы и чудодейственно прозревают лишь тогда, когда держат в руках вашу газетку? Неужели вам не известно, что за словом «сопротивление» должно стоять слово «расстрел»?

Но «господин» Шныряев, к удивлению, и бровью не повел. Он даже осмелился угодливо хохотнуть:

— О слепцах, которые прозревают, — это вы очень образно и точно определили!

— Вы что себе позволяете? — вконец освирепел Хейниш, — Вот так открыто — при свидетелях! — пренебрегать той высокой честью, какую на вас возложила оккупационная власть?

— Простите, господин оберштурмбанфюрер, — побледнев, пробормотал редактор, — но я не пренебрегаю!.. Я выполняю указания. Приказы свыше… Я всего лишь исполнитель инструкций и распоряжений…

— Что вы болтаете? — рявкнул Хейниш. — Нет, вы только поглядите на эту грязную свинью! — театрально обратился он к своим молчаливым спутникам. — По его словам выходит, что я учу его действовать вопреки инструкциям и приказам! Разве не редкостный экземпляр мерзавца?

— Господин оберштурмбанфюрер, — заюлил «господин» редактор, лицо которого покрылось потом, — умоляю…

— Отвечайте на вопросы, только учтите, что за каждое слово вранья — наказание! Майер, позаботьтесь об этом…

— Слушаюсь…

Вилли подошел к редактору вплотную, сжал кулаки.

— Только не покалечьте этого кретина преждевременно, — остерег Хейниш.»

— Все, что я сказал, легко проверить! — воскликнул Шныряев, со страхом глядя на увесистые кулаки долговязого Вилли.

— Вот что, Шныряев, не валяйте дурака, лучше развернем сегодняшний номер вашей газеты, — проговорил Хейниш, — Шарфюрер Бергер, прочитайте вслух обведенный карандашом абзац! — Он протянул Кристине газету, — Может, этот подонок быстрее сообразит, о чем идет речь, когда услышит текст на русском языке из собственной газеты.