Василий Щур - Пограничными тропами

Сергей начал докладывать, но полковник подошел к нему, обнял его и молча держал в своих объятиях некоторое время. И только потом спросил Сергея, как получилось, что группа опоздала на три часа. Курилов рассказал все подробно. Рассказал и о погибшем сапере и передал полковнику просьбу сапера и вещицу, которую нужно переслать девушке.

Несколько минут командир разглядывал маленькую статуэтку женщины, вырезанную из дерева, а потом с болью сказал:

— Какие гибнут таланты. Какой солдат дан нам, лейтенант. Все ли мы делаем, чтобы силу его и ум с толком пускать в дело войны? Думать, думать и искать надо пути к победе, — он опять прошелся по землянке, вернул Сергею дорогую реликвию и в подтверждение какой-то своей нелегкой думы повторил:

— Думать.

На востоке в хмуром, пепельно-сером небе появились светлые пятна, дождь уже не моросил, когда Сергей вышел из землянки «бати» и побрел в недалекий сосновый лес, обезображенный вражескими снарядами. В конце траншеи, ведущей к полковому медпункту, стояла толстая, обгорелая и расщепленная сосна. Своим единственным уцелевшим суком, как рукой, она держала тоненькую кудрявую березку, не давая ей упасть на сырую землю.

Курилов добрел до них, раздумывая над всем пережитым, и почувствовал слабость в теле. Прислонившись к холодному стволу дерева, он закрыл глаза в том расположении духа, когда ничего больше не хочется видеть, а только думать над тем, что до предела заполнило все твое существо. Перед его глазами мелькали вспышки ночных выстрелов, падал сапер, потом появлялись лица Мамочкина, Тахванова, Хабибуллина, а за ними ковылял Пашков и ныл: «Оставьте, ребята, приползу, на моральном духе доберусь».

Скоро все это перепуталось в каком-то непонятном круговороте, и тут он услышал девичий голос. Он объяснял кому-то свое поведение, но понять из отрывков фраз смысла этого разговора было невозможно.

Курилов стал соображать, почему этот голос появился здесь. Куда он, Сергей, шел и зачем? Да, он шел к Кате.

Сергей открыл глаза и увидел за кустом черемухи стоявших друг против друга Катю и Коломейца. Первое, что пришло ему в голову, было желание уйти незамеченным и никогда, никогда не разговаривать с Катей. Но какая-то сила притягивала его к земле. Он не поднялся и увидел, как Роман вынул из кармана гимнастерки золотые часы с браслетом.

— Это тебе от меня. От чистого сердца, Катя. Выкинь ты из головы Курилова. Не вернется, погиб он. Война — что поделаешь. — Он вложил часы в ее маленькую ручку, и она не выпустила их на землю. Коломеец просиял, обнял ее за талию и прижал к себе.

Вскочив, как ошпаренный, Курилов метнулся за соседнее дерево, оттуда по кустам в траншею и только около землянки, заглушив зло на Катю, спохватился: вот, значит, кто похоронил их в немецком тылу и предупредил пулеметчиков об этом. А Катя так легко поверила? И часы… Откуда они у него? Здесь ювелирных магазинов нет. Это страшно!

Ему в лицо хлестала осень холодным дождем, налетавшим неожиданно из-за леса, а он не замечал его и решал, как поступить. Пойти к «бате» и рассказать о часах? Что из этого выйдет? Коломеец откажется, и останешься ревнивым ничтожеством. Но все-таки простить мародерство никак нельзя. Остается одно — обратиться к совести Кати и заставить говорить ее.

Но Сергею не удалось ни поговорить с Катей, ни доложить о часах «бате». Последовало распоряжение усилить накаты на укрытиях и подготовиться к огневому нападению врага.

Немцы готовили наступление, а ряды бойцов полка сильно поредели, и полковник, как ему ни жаль было разведчиков, послал их на подкрепление в батальон первого эшелона.

Взвод Курилова получил участок обороны, названный Сухим мысом. Он клином разрезал торфяники, выдвинулся вперед и сковывал противника. Подступы к нему хорошо простреливались, но была опасность окружения. Начальник штаба подполковник Чайка предупредил Курилова:

— Смотри, лейтенант, не прозевайте, а то отсекут вас немцы. Надо продержаться до подхода подкрепления.

Приказ был получен вечером, а утром ожидалась вражеская атака. Траншеи и пулеметные площадки разбиты. Надо приводить их в порядок. Всю ночь не спали разведчики. Руки солдат кровоточили, но приходилось рыть землю, чтобы сохранить жизнь, устоять, удержать Сухой мыс.

К великому счастью разведчиков, на участке занятой ими обороны оказались два сорокапятимиллиметровых орудия и несколько ящиков со снарядами к ним. У одного орудия был изуродован прицел, но это не так уж страшно. Курилов, прошедший в командирской школе необходимую артиллерийскую подготовку, нашел выход. Он показал Манану, как надо бить прямой наводкой, целясь через ствол. Второе орудие не имело щита. Это уж совсем пустячный изъян: стрелять можно и без броневой защиты. Словом, артиллерия взвода за одну ночь была укомплектована расчетами и оседлала дорогу, по которой могут пойти немецкие танки. Остальной участок для танков недоступен: болота.

Курилов и Хабибуллин с одним отделением и двумя орудиями расположились на самом носу Сухого мыса. Старшина Шибких со вторым отделением занял позицию справа, прикрыв основание Сухого мыса, а Мамочкин и Тахванов с третьим отделением расположились слева. Орудиями заведовал Манан Хабибуллин.

Впервые за полмесяца в эту ночь люди увидели над собой крупные, холодно мерцающие звезды и были рады им, как первым весенним цветам.

Когда поседевшая от первого инея земля дохнула холодом и погасли голубые звезды, вместо солнечных лучей полоснул по разведчикам вражеский огонь из всех видов орудий. Где-то в глубине немецких позиций ухали дальнобойные жерла пушек, нещадно тявкали под самым носом мелкие минометы, тарахтели автоматы и пулеметы, но советские разведчики не отвечали. Им теперь не до огневого поединка. Цель их — не выдать свои позиции, переждать артподготовку и обрушиться пулеметным огнем на немецкую пехоту, если она сунется к Сухому мысу.

В половине девятого противник неожиданно сосредоточил огонь на дальних подступах, а на Сухой мыс полезли фашистские танки. Связь со штабом полка была прервана. За четырьмя с зелеными и желтыми пятнами на боках танками шла цепь немецких солдат.

Сергей выбежал из блиндажа к орудиям и увидел, как прильнувший к щитку Манан Хабибуллин наводил полуразбитую «сорокапятку». Манан смотрел в ствол пушки, одной рукой все время крутил рукоятку наводки, а второй торопил подносчиков снарядов. Не успел лейтенант добежать до второго орудия, как Манан выстрелил.

Снаряд угодил правее танка, но счастливый, видно, оттого, что выстрел все-таки получился, Хабибуллин так крикнул, что Курилов услышал его пронзительный голос через грохот боя.