Владимир Шатов - Сталинград

- Поговорить не дадут! – возмутился Павел и дал короткую очередь из трофейного автомата. – То немцы, то эти…

- Радуйся што жив! – буркнул Григорий, устало привалившись к стенке траншеи.

- Где тебя носило столько лет?

- На Севере…

- Понятно, - кивнул понятливый Лисинчук, - а как там?

- Хуже не бывает!

- Даже тут?

- Здесь мы хучь на равных. Меня могут убить, но и у меня автомат…

Через мостик над железной дорогой прислуга на руках пыталась перетащить пушчонку. Бывшие шахтёры вылезли из траншеи и впряглись сами.

- Земля вся сковыряна от бомбёжек и артобстрелов, - с чувством сказал Григорий, - нет живого места…

- Перетащим! - пыхтел Павел и напрягал на руках бугры мышц.

- Воронка на воронке.

- И пушка неудобная зараза…

Слух у всех был напряжён и болезненно ловил каждый шорох.

- Вот… Летит!

- Ложись!

Солдаты кубарем покатились в стороны, потом нырнули ещё глубже, в какую-то яму, руками во что-то липкое… Грохот разрыва, на головы падает комковатая земля.

- Пронесло. – Сказал Пашка вставая.

- Ить яма чей-то разрушенный сортир. – Усмехаясь, определил Григорий.

- Теперь вонять долго будем, - с отвращение сплюнул Лисинчук, - где тут отмоешься…

За день красноармейцы отразили ещё несколько атак. Из роты в живых осталось примерно треть бойцов. Ближе к ночи они закопались в землю недалеко от немцев.

- Вылезти и встать нельзя - убьёт гадёныш.

- А тебе зачем вставать? – поинтересовался Григорий, который сидел на корточках с закрытыми глазами. – Жив и ладно…

Следующее утро выдалось прохладным, солнышко светило ярко, приветливо, но не грело. На голубом небе не наблюдалось ни облачка, ни тучки.

- Вперёд! – раздался крик взводного.

- Нужно одним броском проскочить нейтральную полосу. – Сказал Лисинчуку Григорий.

- Зачем каждый день начинать с контратаки? – ругнулся тот и рванул как заяц.

Григорий перебежками затрусил за ним, искренне надеясь, если пулемёты отсекут нападавших переждать в воронке.

- Осталось совсем немного… - успел обрадоваться он.

Неожиданно сзади раздался громкий хлопок. Толчок в спину легко поднял его в воздух. Он отлетел в сторону и в сотую долю секунды успел подумать:

- Конец!…

Очнулся Григорий в глубокой воронке. Кругом ни души, только в воздухе клубы дыма и порхающие штабные бумажки…

- Левая рука кровоточит…

Он с трудом дополз до своих окопов и мешком свалился вниз. В траншее кровь стояла по щиколотку, на бруствере лежала нога в сапоге с обрывками штанины. Дальше бесформенный комок из шинели, костей и мяса, от которого в холодном воздухе поднимается лёгкий парок и исходит непередаваемый запах ещё тёплой крови. По шинели Григорий узнал погибшего:

- Наш солдат, тащивший недавно пушку.

Казалось, что даже ветер состоял из осколков и пуль. Чтобы чем-нибудь занять время и забыться, соседи играли в выдуманную Лисинчуком игру: двое выставляли из ямы оружие прикладом кверху:

- Чей скорей разобьёт, тот выиграл…

Много винтовок и автоматов осталось от прошлых боёв, они валялись на земле разбитые, уже не годные для дела. Своё оружие бойцы берегли, как зеницу ока: обертывали портянкой затвор, чтобы уберечь его от туч пыли, поднимавшейся во время артиллерийского обстрела.

- Автомат гарантия нашей жизни при неизбежной встрече с врагом.

- Гарантия, но ненадёжная!

Развлечение быстро надоело и Григорий, внутренне волнуясь, спросил Павла:

- Как нашего командира роты зовут?

- Михаил.

- А как по батюшке и фамилия?

- А ты чего интересуешься?

- Нужно…

- Григорьевич. – Сказал сержант и признался: – Кошевой. Хороший парень.

- Вижу.

- Выйдем из боя, я ему про тебя расскажу, как мы вместе на шахте пахали.

- Даже не вздумай!

- Чего вдруг?

- Он мой сын…

- Вот так фокус!

Только отбив очередную атаку фашистов Григорий смог рассказать боевому товарищу историю своей жизни до приезда в Сталино.

- Да дела, - присвистнул Пашка. – Я бы откровенно всё рассказал.

- Боюсь, - честно сказал Григорий, – как он отреагирует на отца врага-народа?

- Что тогда делать будешь?

- Просто буду воевать рядом... Помогу выжить, а там поглядим.

- Выжить нам будет проблематично!

… Наивная надежда Григория переправиться на другой берег Волги после разговора с сыном провалилась. Во-первых, самого разговора не случилось, в последний момент он испугался. Во-вторых, на следующий день после того как Чуйков принял командование 62-й армией, он приказал никого не переправлять на левый берег.

- Раненым давать по стакану водки и пусть обозначают передовые позиции. – Велел беспощадный генерал.

Некоторые из них не могли даже винтовку поднять. Заживо сгнивали на поле боя, хотя к Григорию это не относилось. Несмотря на ранение, он остался в роте Кошевого и старался держаться к сыну ближе, чтобы помочь тому выжить.

Генерал Родимцев добрался до штаба Чуйкова лишь к полудню следующего дня. Его форма была вся в грязи, по дороге пришлось часто прыгать из воронки в воронку.

- Командир 13-й гвардейской дивизии прибыл в Ваше распоряжение! – бодро доложил он.

В тот момент Александр Ильич больше походил на студента, нежели на генерала Красной Армии, Героя Советскою Союза. Преждевременно поседевший интеллектуал и юморист Родимцев был человеком, открыто смеющимся над опасностью.

- Как переправились? – спросил хмурый Чуйков.

- Я могу ещё пару раз туда-сюда сплавать, но дивизии лучше оставаться на этом берегу.

- Думаю, тебе будет, чем заняться в ближайшее время…

Во время войны в Испании, где он был больше известен как "Паблито", Родимцев служил советником и сыграл не последнюю роль в битве за Гвадалахару в 1937 году. Солдаты, служившие у Родимцева в подчинении, считали его настоящим героем и больше всего боялись, что их переведут служить к другому командующему.

- Одна из немецких дивизий, - вводил его в курс дела начальник штаба армии Крылов, - которые тебе противостоят - 71-я пехотная.

- Военная судьба свела меня с нею в третий раз. - Рассказал им Родимцев. - В сорок первом году, под Киевом, воздушно-десантный корпус, в котором я командовал бригадой, так потрепал эту дивизию, что её отправили на переформирование во Францию. А летом сорок второго наша 13-я гвардейская имела с ней дело под Харьковом, где уничтожила один из её полков.

- Теперь вам предстоит драться со "старой знакомой" на улицах Сталинграда...

Первоначально командный пункт дивизии разместили в районе центральной переправы на берегу Волги у старой мельницы. Бои приняли ожесточённый характер, доходя до рукопашных схваток. Однако существенно продвинуться в центре противнику не удавалось. Вокзал Сталинград-I четыре раза переходил из рук в руки и, в конце концов, остался у русских.