Владимир Шатов - Сталинград

- Сильно пуляют?

- Снарядов не жалеет…

- Особенно противно стреляют две немецкие мортиры калибра 210 миллиметров. – Признался Кошевой и свёл соболиные брови.

Ту же послышался далёкий выстрел, потом целую минуту с диким завыванием снаряд набирал высоту и обрушился где-то рядом.

- «Чемодан» более ста килограммов весом!

- Воронка от него глубочайшая и широчайшая!

- Целый дом туда влезет!

Земля от взрыва ходила ходуном. И так продолжалось час за часом. Каждый прислушивался к своей судьбе: когда же, наконец, угодит в нас?

- Давайте, что ли поговорим, - предложил Михаил, - сидеть нам как видно долго.

- Точно, расскажем интересные случаи из жизни…

Худой и бледный младший сержант с охотой откликнулся на предложение.

- Я сам из Ленинграда. – Откашлявшись, начал он. - Иду я ранней весной этого года по блокадному городу, едва ноги тащу… Вдруг мимо несётся грузовик. Взвыл на повороте, свернул резко, а из кузова посыпалось что-то. Гляжу - мёрзлые покойники. Они там, в кузове сложены штабелем, а по углам двое поставлены для упора.

- Стой, - кричу, - гад! Подбирай!

А водитель в ответ: «Некогда, иди в задницу!»

Почти никто не отреагировал, к смерти привыкли. Она больше не вызывала ни слёз, ни смеха. Павел Лисинчук молча расстегнул штаны, выворотил огромную мужскую часть, и спросил:

- Видели?

Последовала недоумённая пауза.

- Ты што Паша сдурел? – удивился Григорий и пояснил: - Не в энтом обществе следовало бы демонстрировать свои достоинства…

- Да нет, вы глядите, глядите! - настаивал Лисинчук и куда-то тыкал пальцем.

Тут все заметили белый шрам, пересекающий мужское великолепие бравого сержанта. Не торопясь, Павел застегнул штаны и поведал следующее:

- В январе я был ранен в руку, задело мякоть плеча. Ноги целы, и я побрёл своим ходом в медсанбат. Выбравшись из-под обстрела, я уже почти дошёл до палаток с красным крестом, но остановился по малой нужде. Вытащил «дружка», но тут рядом разорвалась мина… Ты же знаешь, Пантелеевич меня на шахте «трехногим» за размеры звали…

- Так вы раньше были знакомы?

- Пустое! – отмахнулся Григорий.

- Тут обнаружилось, что самое важное место в теле мужчины рассечено осколком мины напополам! – вдохновенно продолжал Павел. - Кровь пока не шла - очевидно, получился какой-то спазм… Но стоило мне об этом подумать, как началось обильное кровотечение.

- Проблема прямо скажем большая! – ухмыляясь, сказал Григорий.

- Зажал я рану в кулаке, и побежал в санчасть, - не обращая внимания на сарказм, рассказывал сержант, - где сразу, очень удачно, попал на операционный стол.

- «Дело дрянь, - сказал молодой хирург, - придется ампутировать!»

- Ни в коем случае!.. Умру, но с ним…

Все кто сидел в подвале покатывались от хохота. Кошевой мелко икал от смеха, не в силах вдохнуть полной грудью.

- Я себе думаю: «Всю жизнь он мне нормально с бабами общаться мешал, а теперь из-за него ещё и погибать...»

- За такой агрегат не грех и умереть…

- Я потребовал, чтобы оперировали без наркоза. – Хихикая сказал Лисинчук.

- Само собой, усыпят да оттяпают! – со слезами на глазах вставил Григорий.

- Было больно, аж зелёные круги перед глазами!.. Затем меня попутным самолётом отправили в тыловой госпиталь Ярославля, и всю дорогу молоденькая сестричка зажимала рукою не окончательно заделанную рану.

- Первый раз в руках держала? – издевались ржущие сослуживцы.

- Не знаю, но сестричка смущалась и хихикала. – Павел изобразил на физиономии смущение. - В Ярославле опытный хирург, пожилая дама, полковник медицинской службы, сделала ещё операцию - и удачную… Потом последовало лечение, усиленное питание - надо было восстановить потерю крови. Наконец всё заросло. Однажды хирург вызвала меня к себе и сказала: «Сержант, вы здоровы и можете отправляться в часть. Но ваш случай редкий, и мы в научных целях хотим сделать эксперимент. Даю вам неделю отпуска, двойной паёк... Попытайтесь познакомиться в городе с женщиной и проверьте себя!"

- Не бреши!

- Собака брешет, а я согласился.

Хохот стоял такой, что не стало слышно немецких орудий.

- В тот же вечер на танцах я подцепил хорошенькую толстушку, и дело пошло. На следующий день оприходовал рыженькую сестричку... Через неделю встретился с хирургом.

- «Получилось?»

- Знаете, я очень робкий человек - вроде познакомился, но стесняюсь… Мне бы недельку отпуска…

- «Отлично, дадим».

Григорий упал на пол и, дрыгая от смеха ногами попросил:

- Прекрати, а то я зараз помру!

Лисинчук из последних сил держал серьёзное выражение лица:

- Прошло всего пять дней, но толстушка подралась с рыжей, которая из ревности пообещала зарезать или облить кислотой свою соперницу… Разразился скандал, и слава о моих похождениях дошла до хирурга. Через день я отправился на фронт…

В подвале не осталось ни одного человека, который бы не обхохатывался до слёз. Пашка тоже не выдержал и громко ржал над собственной историей.

- Так что не всё хорошо, то, что большое…

Вечером он случайно попал под залп немецкого многоствольного миномёта. Когда Григорий видел его в последний раз, Лисинчука несли на самодельных носилках на берег Волги. Взрывом ему оторвало обе ноги и левую руку.

- Прощай Пашка! – прошептал Григорий и нырнул в очередные развалины.

Времени, сожалеть о товарище не было, немцы пошли в очередную атаку.

Следующей ночью командир батальона Гаврилов присел за самодельный стол в цокольном этаже центрального универмага и начал писать домой письмо. Его первый заместитель Кошевой, уставший после беспрерывных боёв, спал на сломанном топчане у передней стены. Взрыв тяжёлого снаряда грохнул совсем рядом.

- Жене написать не дадут! – возмутился комбат, стряхивая с мятого тетрадного листка сыпавшуюся с потолка пыль.

- Что такое? – поднял взлохмаченную голову Михаил.

- Ничего, спи.

Кошевой потянулся всем крепким телом, перевернулся на спину, но сон ушёл безвозвратно.

- Пополнение не прибыло? – зевая, спросил он.

- От сырости, что ли возьмутся? – вопросом ответил Гаврилов.

- Как думаешь, почему мы в Сталинграде оказались? - неожиданно поинтересовался Кошевой.

- В каком смысле?

- Почему Красная Армия отступила аж до Волги?

- Просто наши войска уступают врагу в техническом отношении. – Отложил в сторону письмо, сказал комбат. - Немецкие соединения и части по сравнению с советскими войсками имеют больше автоматического оружия, автомобилей, средств механизации строительства оборонительных сооружений и дорог.

- Немцы лучше обеспечены средствами связи и сигнализации. – Вставил Михаил.

- Вот-вот! – подтвердил Гаврилов. - Все армии фронта являются у нас чисто пехотными... Войска передвигаются исключительно в пешем строю.