Владимир Шатов - Возвращение

- Но судьба их бросила в пекло, где человек перестает быть самим собой.

Иван Матвеевич похлопал по скамейке рядом собой, как бы приглашая Иоганна присесть рядом.

- Вот скажи мне дорогой товарищ Майер, - обратился к нему генерал. - За два часа на Курской дуге мы обрушили на вас тысячи снарядов.

- Было такое…

- Неужели у вас не было потерь от нашего огня? - спросил разомлевший от водки и еды Шапошников

- Да, да, - ответил Иоганн и изобразил потрясение, - это было ужасно, головы поднять нельзя!

- В итоге мы всё же научились воевать!

- Наши дивизии теряли шестьдесят процентов своего состава, - уверенно сказал он, статистика твердо ему известна, - но оставшиеся сорок процентов отбивали все русские атаки, обороняясь в разрушенных траншеях и убивая огромное количество наступающих…

- Так и было.

- А что делали ваши в Курляндии? - продолжал он неразрешимый спор. - Однажды массы русских войск пошли в атаку. Но их встретили дружным огнём пулемётов и противотанковых орудий. Оставшиеся в живых стали откатываться назад. Но тут из русских траншей ударили десятки пулемётов. Мы видели, как метались, погибая, на нейтральной полосе толпы ваших обезумевших от ужаса солдат!

- А как иначе образумить трусов? – завёлся генерал и от возбуждения начал шарить по карманам.

- Действия заградотрядов понятны в условиях всеобщего разлада, паники и бегства, как это было, например, под Сталинградом, в начале битвы. – Неожиданно встал на сторону противника Григорий. - Там с помощью жестокости удалось навести порядок. Да и то оправдать эту жестокость трудно.

- Но прибегать к ней на исходе войны, перед капитуляцией врага! Какая это была чудовищная, азиатская глупость! – поддержал его Иоганн, и ухмылка исказила его губы.

- Не согласен с вами…

- Среди пулемётчиков нашего полка были случаи помешательства. – Сообщил немецкий гость. - Не так просто убивать людей ряд за рядом, а они идут и идут, и нет им конца.

В местном училище механизации учились кубинцы. Студентов с острова свободы пригласили выступать с концертом. После окончания всех соревнований и плотного обеда они начали зажигательный концерт. Кубинцы исполняли свои народные песни под гитару.

- Хорошо поют, - сказал взволнованный неожиданной встречей Григорий.

Дело было в том, что он утром впервые увидел приёмного сына Александры и Ивана Матвеевича - девятилетнего Костю.

- Как он похож на меня в детстве! – сразу сказал дочери удивлённый старик.

- Сходство есть… - подтвердила приёмная мать.

Костя действительно напоминал мужчин их рода, такой же горбоносый, темноглазый и чернобровый.

- А кто у него родители были? – тихо спросил Шелехов.

- Мать Кости я в тюрьме встретила. – Начала рассказывать Александра, когда мальчик побежал купаться на Дон. – Звали её Елена, ей было 24 года, и она хлебнула лиха только за то, что попала в объектив людей в штатском, в первый же день Новочеркасского бунта.

- Только за это?

- В кадре оказывались демонстранты и случайные прохожие. Лена тогда вышла погулять с годовалым сыном. Чья рука и по какому принципу пометила крестиками лица с тех фотографий, сейчас уже не дознаться. Но именно по этому признаку впоследствии кто-то из "меченых" попал под расстрел, а кто-то на длительные сроки заключения.

- А почему звали?

- Она умерла у меня на руках в «Устимлаге» в Коми АССР. – Глаза женщины увлажнились. – Я ей тогда пообещала, что не оставлю сироту в детдоме…

От волнения Григорий Пантелеевич захотел покурить, но вовремя вспомнил, что бросил лет десять назад. Он тщательно прожевал кусок хлеба с салом и спросил:

- А отец кто?

- Лена рассказывала мне, что её мужа звали Николай. Фамилию ему дали в детдоме – Безродный. Малышом он случайно оказался в Сталинграде… Там его опекала какая-то женщина, но после войны она умерла, и Коля снова оказался в детском доме.

- Печальная история. – Признался Григорий Пантелеевич и посмотрел на небо.

- Единственное что у него осталось от родных – нательный крестик и имя Коля.

… Незаметно подкрался тихий бархатный вечер. Станичники начали расходиться по своим домам, праздник заканчивался. Иоганн дремал, положив голову на стол. Александра с отцом и мужем сидели рядом и тихо беседовали. К ним подошёл уставший за суматошный день Николай и плюхнулся напротив.

- Фу ты! – выдохнул он и вытер рукой вспотевший лоб.

- Устал Коля! – участливо поинтересовалась Саша.

- Для кого-то праздник, а для меня работа.

- Мы скоро поедем…

- Вы же моя семья!.. Может, переночуете?

- Нет, поедем.

Николай изобразил на загорелом лице огорчение, и чтобы перевести разговор на другую тему спросил Сашу:

- Где работаешь?

- После лагеря пробовала устроится в Новочеркасске, - пояснила она и скорбно поджала красиво очерченные губы, - но не получилось… С такими, как я, в городе боятся общаться. Ещё в лагерях мне объяснили, что "особых" могут расстрелять в любой момент. Когда везли с этапа на этап, я всякий раз боялась, что вот сегодня поставят к стенке. Мне до сих пор снятся поезда, станции и тупики. Как были мы «меченые», так и остались.

- Новочеркасск дал один из первых известных примеров того, что честный офицер может и должен отказаться от исполнения преступного приказа. – Глядя на зятя, сказал Григорий Пантелеевич.

- Для меня, военного человека, когда сказали, что надо поднять войска по боевой тревоге, то есть с оружием и боеприпасами, стало ясно – это не для борьбы со стихийными бедствиями. – Пояснил немного смущённый оценкой его действий Шаповалов.

- Как же решился не выполнить приказ?

- Я со своим народом не воюю!

Александра спросила мужа, что было бы, если бы он подчинился приказу, и танки, стоявшие на мосту через реку Тузлов, атаковали толпу. Тот решительно ответил:

- Погибли бы тысячи.

- Ишь што выдумали, - заругался Шелехов, - по мирным людям танками…

Николай Сафонов чувствовал себя немного скованным в присутствии генерала. Отвернувшись в сторону Дона, он спросил невпопад:

- Иван Матвеевич, как Вам удалось выжить в войну?.. Ведь процентов восемьдесят танкистов погибли.

- За четыре года, продуваемых смертным ветром и пропахших порохом, не чаял остаться в живых.

Шаповалов приосанился и веско продолжил ответ:

- Ведь справа и слева под прицелом и залпами войны неумолимо редели ряды фронтовых друзей-танкистов. А для меня так и не выточили снаряда со смертоносным осколком.

- Значит, небу было нужно для чего-то оставить Вас в живых…

Долгий день и тяжёлый разговор утомил всех. Минут десять присутствующие сидели в тишине, думая о своём. Николай первый нарушил молчание:

- А мой брат Митька готовится к полёту в космос!