Виктор Бычков - Вишенки в огне

Пётр Пантелеевич сам лично долго выслеживал коменданта, определяя, когда он возвращается от Агаши. Вроде всё правильно рассчитал, но сорвалось в последний момент. Кто же знал, что Вернер пойдёт пешком от церквы до комендатуры?

Для надёжности Сидоркин связал две немецкие гранаты М-24 с длинными рукоятками, ждал коменданта на въезде в Слободу.

Вовремя выдернул запальный шнур, даже выдержал секунды две, как и учили, и точно бросил в машину. Пробив боковое стекло, гранаты упали в кабине. Пригнувшись, скрылся в бывшем колхозном саду за церковью.

– Твою мать! – только и мог сказать, увидев в зареве сгоравшей машины силуэт целого и невредимого коменданта. – Твою гробину мать, прости, Господи.

А когда на глазах у Сидоркина майор Вернер лично расстрелял молодого Николая Назарова и его мать Нину Трофимовну, староста не находил себе места. Хотелось выскочить из укрытия, стрелять, стрелять в немцев, что столпились на краю деревни. Крики заживо сгоравших в собственном доме детишек Назаровых и по сей день преследуют Петра. Такое не забывается и он никогда не простит это фашистам.

И чтобы не откладывать в долгий ящик, приступил к осуществлению своей личной мести, открыл лично охоту на немцев. Умом понимал, что ставит под угрозу собственную жизнь, общее дело, но остановить себя уже не мог. Не могла душа терпеть, ум и сердце понимать, когда фашисты хозяйничают на его земле. Такого быть не должно, такого стерпеть Пётр Пантелеевич Сидоркин не мог.

– Смотрю, маешься, начальник, – Прибытков по одному ему ведомым признакам определил истинное состояние старосты деревни. – Может, и я сгожусь? Старый конь борозды не испортит, как думаешь?

– С чего ты взял, что я маюсь, Кирилла Данилович? Может, это для меня нормальное настроение?

– Э-э-э, ты меня за дурака не держи. Я – волк битый, так что меня не обманешь, на мякине не проведёшь.

– Ну – у, раз ты такой наблюдательный, – староста обнял подчинённого, доверительно зашептал на ухо. – Уж больно мне нравится винтовка-трёхлинейка, наша, родная. Не знаешь, где купить можно? Никто не продаёт?

– От немецкой чего нос воротишь? Чем плоха? Во-о – он, бери – не хочу, – полицай провел рукой в сторону немецких солдат, что строились у комендатуры.

– Не-е-ет, – вроде как поддержал игривое настроение Сидоркин.

– С немецкой только под носом стрелять можно, а наша… – мечтательно улыбнулся, прищурив глаза. – Помню, в Осоавиахиме первые места брал, на соревнованиях все призы – мои! Она же, родная трёхлинеечка, на два километра легко цель достаёт, а ты говоришь…

– Так и сказал бы, а то всё вокруг да около, – обиделся Кирилла Данилович. – Ты… это… Пётр Пантелеевич, коли хочешь взять меня в свою компанию, в долю, так и скажи прямо, не юли.

– Ну, так как? Не видал, где продают трёхлинейки? – уклонился от прямого ответа староста.

– Чего ж не знать. Знаю. Трофейное оружие гансы сложили в подсобку, где раньше техничка тряпки-вёдра берегла.

– Так она замкнута, подсобка та. Видал, какой замок на ней висит? Во! – Сидоркин руками показал, какого размера замок. – С детскую головёшку, а ты говоришь…

– Говоришь, в Осовиахиме? – теперь уже Прибытков мечтательно улыбнулся, снисходительно похлопал начальника по плечу. – Помню, в одном губернском городе банк брали. Это ещё при Керенском было. И я молодой, фартовый. Вот где замки были так замки! Не этим чета: всем замкам замки. Да ещё и охрана в придачу. И что? – мужчина смачно сплюнул, разогретый воспоминаниями. – Я же медвежатник! Ты знаешь моё погоняло?

– полицай повернул к себе собеседника, поймал его взгляд. – Сейф! Понял, дурья башка? Се-е-еф! Меня в Одессе знали, в Польшу тамошние фраера на помощь призывали при царе-батюшке, в ножки кланялись, когда в панских банках установили для золотишка ящики с замками системы «Брама». Я уж не говорю о замках Шлаге. Кнопочный запирающий механизм. Дерьмо, а не замки. Я бы не стал такие ставить. А ты говоришь: Осоавиахим! Тьфу, и говорить нет о чём, прости, Господи!

Спустя четыре дня после этого разговора, Прибытков встретил старосту рано утром ещё у дома, стоял у калитки с загадочным видом, курил, неспешно пуская дым из ноздрей. Плутоватая улыбка блуждала по небритому лицу, обнажая то и дело жёлтые зубы.

– Гитлер капут? – вместо приветствия поздоровался Сидоркин.

– Найн, – в тон ему ответил подчинённый и ещё шире улыбнулся.

– Нет, пока жив, сволочь. Но уж с сегодняшнего дня пусть дрожит: капут ему обеспечен!

– Что так? – поинтересовался староста. – Неужто, Кирилла Данилович, касторки ему в кашу насыпал?

– Ага, касторки, вот держи микстуру, – сунув руку в карман, полицай вынул целую горсть винтовочных патронов калибра 7,62 мм. – Не было во что набрать, пришлось в карманы складывать. Извини, в темноте, может, не те взял?

– А винтовка? Их же, патрончики эти, не из рогатки выпускать надо, – Пётр Пантелеевич ошалело крутил головой вокруг, не веря своим глазам. – Неужели? Ай да Кирюша! – восхищённо воскликнул, прижался на мгновение к подчинённому.

– Ну – ну, будет тебе, Пётр Пантелеевич, – польщённый Прибытков выбросил папиросу, тут же принялся крутить другую. – Рано, рано радоваться. Вот когда Гитлер капут, вот тогда и возрадуемся, дорогой дружок. А пока держи ещё одну штуковину, – с этими словами мужчина достал из – за пазухи свёрток, завёрнутый в тряпку.

– Что это? – Сидоркин не мог на ощупь определить, а развернуть побоялся: рядом проходили четверо немецких солдат.

– Глаза к винтовке, – ответил полицай.

– Прицел, что ли?

– Не знаю, как называется. Может и прицел. Я такие штуки видел на винтовках в кино перед войной. Уж больно ловко стреляли солдатики с такими штуковинами, прямо в серёдку. Смотрю, а эта вещица лежит себе в сторонке на подоконнике. Меня дожидается. Ну, я и взял. А что добру пропадать? Её же, родимую, сделали для того, чтобы немца высматривать, а она ржавеет. Непорядок, начальник. А сама винтовка у тебя в сарае под стрехой спряталась, дожидается, вот так вот, господин староста.

Прибытков не рассказал, как ему удалось похитить оружие из – под носа фрицев, прямо из комендатуры.

– Много будешь знать, не будет кому Гитлер капут делать, – отшутился Кирилла Данилович на вопросы товарища.

– Слышишь, дорогой Кирюшка? – от избытка чувств Пётр Пантелеевич готов был расцеловать мужчину. – А ты ещё купить там же не можешь? Нашим в лес во как нужно оружие, – староста провёл ладонью по горлу.

– Не – е, – отмахнулся полицай. – Два раза в одну воду не ступают, это закон. – Я как-нибудь по – другому мараковать буду.

Отныне Пётр Пантелеевич строил рабочий день таким образом, чтобы можно было незаметно отлучиться, уйти по своим делам. Перепоручив контроль над полицаями на Прибыткова, староста уходил домой, и уже из дома вдоль реки пробирался в подлесок, а потом и к шоссе Брест-Москва. Выбирал место или высокое дерево подальше от дороги, пристраивал винтовку, ждал колонны немецких машин. Его объектами становились в первую очередь пассажиры легковых машин. Сделав один-два выстрела, тут же исчезал, растворялся в лесу. Никогда не использовал место засады дважды.