Юрий Корчевский - Охотник

Разведчики зашли в первую комнату — там было тепло. В первой комнате всегда печь стояла, чтобы поленья через другие комнаты не носить.

Глаза привыкли к темноте. Стол в комнате, лавки. Затаив дыхание и неслышно ступая, они стали продвигаться к другой комнате. Как во всех деревнях, двери не было, её заменяла занавеска. Махонин сдвинул её в сторону, всмотрелся, кивнул головой. Ага, значит, немец там спит.

Сержант махнул рукой. Отясов и Алексей ворвались в комнату. Алексей толкнул офицера и приставил к его шее нож.

Немец открыл глаза, дёрнулся, но понял, что ситуация не та, чтобы проявлять геройство, и обмяк.

— Вот и ладненько, — удовлетворённо произнёс вполголоса Алексей, — даже бить не пришлось.

Сержант подошёл к стулу, на котором висела форма и ремень с кобурой. Вытащив из кобуры пистолет, он сунул его к себе в карман и бросил брюки-галифе немцу. Потом зажёг фонарик, направил луч света на китель и сплюнул с досады.

— Сержант, ты чего?

— На погоны посмотри.

На узких зелёных погонах с лимонно-жёлтым кантом красовались две буквы «FP» и два ромбика.

— Полевая почта. Тыловая крыса, а не офицер.

Услышав слово «офицер», немец мотнул головой:

— Найн! Обер-инспектор.

— Во, видишь? Прирезать его, что ли?

— Ты что, сержант? Он же номера всех частей знает! Сменились ли части — какие, куда, когда!

— Верно, пусть живёт, — сержант бросил немцу китель. — Одевайся.

Когда немец оделся и обулся, ему дали шинель и утеплённую пилотку с отворотами. Потом сунули в рот приготовленный заранее кляп, связали руки спереди верёвкой. Если связать их сзади, немец быстро идти не сможет.

До передовой предполагалось идти пешком, потом ползти.

Выходя, сержант прихватил офицерскую сумку, а в первой комнате сгрёб со стола какие-то документы и сунул их в сумку:

— В штабе переводчики разберутся.

Вышли на крыльцо и направились вдоль забора за деревню. Немец шёл послушно — за жизнь свою боялся. Да и то сказать — тыловик. Русских, небось, видел только пленных или в документальной хронике. А тут — ночь и нож у горла. Но не обделался с испугу, как иногда бывало.

До утра они успели пройти изрядно, подобрались ко второй траншее. А дальше — никак: светать начало. Залегли в снег. Бойцам привычно — одежда подходящая, и то холодно. А немец к полудню совсем замёрз. Нос синий, ноги к животу подогнул, пытаясь согреться. Шинель тонкая, на снегу не греет. Пару раз сержант давал ему отхлебнуть водки из своей фляжки, чтобы вконец не замёрз.

С непривычки, а может — на пустой желудок, но немец совсем опьянел. Он лежал, блаженно закрыв глаза, а когда стемнело, не смог идти. Ноги ли затекли или от выпивки заплетались — непонятно, и какое-то время его волокли двое разведчиков, подхватив за локти.

Они с трудом преодолели вторую линию траншеи, подобрались к первой. Долго наблюдали, и, улучив момент, просто перебросили немца через траншею и перепрыгнули сами. А дальше — ползком.

Немца они тащили по очереди. Впереди полз ефрейтор Отясов. На середине «нейтралки» он замер, подняв руку. Разведчики перекинули со спины автоматы.

Навстречу им кто-то полз. Это была явно не наша разведка — на одном участке две группы не высылали. И не немецкая: те, как и наши, всегда в маскхалатах были.

Отясов негромко окликнул:

— Замри, отзовись — кто такой?

Человек замер, потом махнул рукой. Как оказалось, метнул гранату. Она упала рядом с немцем и взорвалась.

Голова немца превратилась в кровавое месиво. Осколками «лимонки» задело почти всю группу. Если бы не «язык», принявший на себя основной удар, группе был бы конец.

Неизвестного они расстреляли из автоматов — чего таиться после взрыва?

Как оказалось впоследствии, это был перебежчик. Его поставили в дозор. Пользуясь тем, что он один и впереди траншеи, бросил винтовку и пополз к немцам, но по дороге столкнулся с разведгруппой.

Махонин выматерился. Столько немца волокли, половину фляжки с водкой ему споили, до своих всего ничего — и такое!

Со стороны немецких позиций не стреляли — немцы не могли понять, что случилось на «нейтралке».

Пользуясь моментом, Махонин крикнул:

— Броском вперёд!

Разведчики вскочили и бросились к своей траншее. Немцы быстро разберутся, что своей разведгруппы или сапёров на «нейтралке» быть не должно, и откроют огонь.

Они успели добежать и только спрыгнули в траншею, как с немецких позиций открыли пулемётный огонь.

У всех, кроме Отясова, были осколочные ранения. Тут же, в траншее, они перевязали друг друга и пошли в штаб — Махонину нужно было доложить о рейде и сдать в разведотдел офицерскую сумку немца.

Как потом оказалось, документы там находились ценные — номера воинских частей с указанием дислокации. Немцы и в самом деле заменили дивизии на свежие.

Все разведчики, кроме сержанта, попали в полевой госпиталь. В армии медсанроты или медсанбаты располагались, как правило, недалеко от командования.

На следующий день наши дивизии с мощной поддержкой прибывших с Дальнего Востока и из Сибири свежих дивизий начали наступление, отбросив немцев на несколько десятков километров.

Медсанбат, как ему и положено, продвигался за войсками, и всех находящихся в нём раненых перевели в тыловые госпитали.

Две недели Алексей находился в госпитале в Рязани, пока не залечил раны. А потом его фронтовая судьба снова сделала крутой поворот.

На сборном пункте пехотный капитан стал набирать учебную команду для отправки в снайперскую школу. Услышав предложение откликнуться добровольцам, Алексей первым шагнул вперёд.

Капитан просмотрел красноармейскую книжку, справку о ранении, выданную в госпитале.

— В разведке был?

— Так точно.

— Снова вернуться не хочешь?

— После ранения левая рука слушается плохо, доктор сказал — разрабатывать её надо. Какой сейчас из меня разведчик?

Алексей не кривил душой, не увиливал от службы — не было силы в левой, раненой руке. Потому он держал в кармане маленький мяч, который ему подарили в госпитале — кисть разрабатывать.

— Стреляешь хорошо?

— Немцы не жаловались.

— Хорошо, отойди в сторону.

Желающих учиться в снайперской школе нашлось немного — пять человек. Снайперская служба не легче, чем в разведке. Так же надо выдвигаться на «нейтралку», долго выжидать удобную цель. А после выстрела, если немцы засекали местоположение стрелка, они засыпали его минами.

Кроме того, наши снайперы часто боролись со вражескими снайперами — нередко с переменным успехом. Так, наш снайпер Голосов Василий Иванович уничтожил 422 фашиста, и из них — 70 снайперов. Галушкин Николай Иванович имел на счету 418 убитых врагов, в том числе — 17 снайперов. Пчелинцев Владимир Иванович — 456 убитых фашистов, в том числе — 14 снайперов. Конечно, были снайперы, уничтожившие больше врагов. Например, Сурков Михаил Ильич — 702 немца, но снайперов на его счету не было.