Владимир Германздерфер - Путь израильского наёмника

– А ты?

– А что я, Влад? Я ему за это заплачу.

– И всё?

– Ну да. Смотри, какая дармовая сила.

– Почему дармовая, Андрей? Сейчас он выкопает лунки, а ты ему заплатишь.

– Ну да. А главное, я ему дам работу. Пусть тешится иллюзией, что строит свой мир в пустыне. Пусть живёт в тени, ест, пьёт и думает, что он свободен.

– Андрей, а ты что?

– А я что идиот ишачить, чтобы потом кто-то пришёл и мой сад отобрал. Я хитрее поступлю. Я соберу урожай, продам и стану богатым. Найму ещё такого же Илию. А потом ещё и ещё. Мне наплевать, что жарко. Мне нужен урожай и побыстрее. Каждых пол года, например.

– А почему пол года?

– Влад, каждое яблоко – доллар. Больше яблок, больше долларов. Чтобы урожай наверняка был – полью деревца химикатами.

– А как же люди? Ты же людей потравишь!

– Я им не скажу.

– Твои яблоки, Андрей, никто покупать не будет. Фу на них.

– Ещё как, Илия, будут. Дам хорошую рекламу: мол, мои яблоки самые вкусные в мире. Народ посмотрит яркие картинки, поверит и сделает меня ещё богаче.

– Но зачем тебе столько денег?

– Куплю рекламу и скажу, что этот яблоневый сад самое святое место на земле. Тогда приедет много рабов и будет здесь жить, совсем не замечая, что делают меня богаче. Пусть теперь сажают персиковый сад.

– Андрей, а ты не боишься, что в один прекрасный момент рабы поднимут восстание? Слышал, про Спартака?

– Ага, как же. Ты, Влад, телевизор посмотри. Я хитрый. Я создам такие условия, в каких они будут работать и думать, что свободны. А на самом деле будут рабами.

– Это как?

– Построю им дом. Сначала впущу пожить. Потом посоветую купить квартиры, а деньги на жильё предложу взаймы. Рабы согласятся и вот тут, чтобы отдать мне долг, им придётся работать.

– Но, Андрей, так нельзя!

– Зачем тебе богатство? Здесь, в пустыне, все равны. Лишь только разумом отличаются. Бери кирку и становись рядом с Илией. Иначе тебя проклянут те, кто приехал в твой сад по зову сердца.

– А мне что? Пусть проклинают. Я им медицину бесплатную устрою и проезд бесплатный. А чтобы кто-то другой не позарился на мою чудо-территорию, я свой сад обнесу забором безопасности.

– А кого будешь впускать?

– Только избранных. Тех, кто может работать молча. Добрых, как Илия и терпеливых, как он. Пусть верят в своего бога, а я со стороны посмеюсь.

– А других пускать будешь?

– Если закончатся такие, как Илия, пойду по белу свету искать похожих. Пусть чёрных, жёлтых, но только чтобы работали и молчали. Рекламу дам соответственную.

– Ага, как нам тут весело и хорошо.

– Повезло тебе Андрей. Продал яблоки и сидишь себе где-то в раю у океана. Смотришь со своей высоты на рабов и указываешь, как им жить, что делать и с кем воевать.

– Ага, Влад. Ты даже не представляешь, как легко править миром! Буду говорить им, что они избранные. А об остальном промолчу.

– Влад, можно я этого эксплуататора стукну?

– Илия, лежи. Хорош вскакивать по любому поводу. Проще простого войной проблему решить. А ты попробуй по-другому это сделать. Андрей, придёт время и все оставят твой сад. Уйдут из него навсегда. Пусть не сейчас, пусть потом, но люди обязательно поймут, что к чему.

– Они не уйдут со святой земли никогда! Помни это, Влад.

– Может ты и прав. И от этого немного грустно.

– Почему?

– Да потому, что не правильно всё это. Ладно, философы, давайте спать. Завтра патруль вдоль невидимого забора. Выключай свет, Андрей, чтобы скорее наступило завтра.

– А почему ты так хочешь завтра?

– Я каждый день его желаю, Андрей. Может в том завтра всё изменится? Наш сад, наш дом, наша земля.

– Давайте спать. А завтра, пусть будет завтра.

– Давай, Илия.

Все мы когда-то влюбляемся. Все когда-то ссоримся, но миримся потому, что любим. Все без исключения: евреи и еврейки, местные жители с мусульманским вероисповеданием, ну и конечно мы, русские, которых тут не просто полно, а очень полно. Я сейчас имею в виду моё месторасположение.

Это святая земля. Там, в далёкой заснеженной России, мы был евреями и так сильно желали приехать сюда, что продавали всё: дома, скот, трудовые книжки и даже уловки, на которых обманывали честных граждан и начальников. Кто-то остался там вместо нас и теперь шикарно есть и пьёт, а мы тут тяжело живём и красную икру ложками кушаем. Ведь мы, евреи, очень трудолюбивый народ и, по-моему, нас за это недолюбливают. Главный смысл нашей жизни в трудолюбии. Это не деньги, а счастье. А вот уже в слове счастье конечно замаскированы деньги. За счастье семьи можно и жизнь положить. Но не свою, а какого-то бедолаги. Дашь ему бутылку водки и скажешь: «паши от сель и до сель». Он пашет, а ты сморишь. Ну, тоже типа рядом пашешь, но не так тяжело. За столиком чай пьёшь. Да ещё так, как твоя работа легче, успеваешь советы давать. На что твой же работник и сердится. Но хитрость еврея в том, чтобы работник не переставал на тебя работать, даже когда злится. Тебе дают под еврейский зад пинок, такой знаменитый, плотный, со всего размаху. А ты улыбаешься и говоришь что-то приятное, только бы твой рабочий работал и думал что он король. На самом-то деле мы все знаем, кто короли. Это не тяжело проверить, заглянув в список самых богатых людей мира. Но я сейчас не о знаменитой любви еврейской попы к пинку. Я о той, самой настоящей, в которой слышится на ушко: «Я люблю». Оно звучит так нежно, что любого слона превращает в бабочку. И подвластны этому чуду все: и евреи, и другие люди.

В общем, сидим мы в казарме. Приходит Илия. Оздоровенный. Почему оздоровенный, а не просто здоровый? Потому, что злой, как собака. Короче, вваливается в комнату этот еврей грузинской национальности. Все его национальные корни видны на лице, которое даже чуточку длиннее, чем обычно. И нос чуточку горбатее, чем у раввина Мойши, от которого мы и имеем представления о стандарте носа. Вот, значит, приходит такой толстун-гора, берёт ручку и начинает писать. Бумаги много, но она дать задачу не может. Мятые листы друг за другом летят в мусорник. По-моему мять бумагу ему понравилось больше, чем писать.

– Ты что, Илия?

– Влад, я влюбился.

– Влюбился, это хорошо. Ты пообещал любимой, что в знак своей преданности уничтожишь всю бумагу нашей многострадальной родины? Итак дерева днём с огнём не найдёшь, патриот ты наш.

– Дурак. Письмо хочу написать.

– Ну и что?

– Не получается.

– Так в чем же дело? Давай поможем!

– Ооо, это без меня, – сказал Андрей и почему-то резко вышел из комнаты. Я понял свою ошибку, но было поздно. Приподнялся удрать следом но…

– Куда?

– Так к кролику, на день рождение.

– Стоять!

– Понял. Стою.

Я понял, что если ты вдруг попался в руки орангутангу, то лучше дать, чем сопротивляться. Орлиный нос модельно наклонился.