Иван Бережной - Записки разведчика

Вершигора привез с собою все необходимое для действий группы в тылу противника, в том числе одежду и обувь для всей группы. С ним прибыли радистка Аня Маленькая и разведчики Володя Зеболов и Миша.

Аня заброшена в тыл врага несколько раньше Петра Петровича. Но вскоре была ему переподчинена. Она считалась радисткой высокой квалификации. «Маленькой» ее прозвали за малый рост. Эта кличка заменяла ей фамилию. Белокурая, бедовая и веселая, она быстро завоевала авторитет среди разведчиков, хотя считала себя сугубо конспиративной и первое время держалась несколько обособленно.

Миша ничем не выделялся и старался быть незаметным. Он был у нас временным человеком. Вскоре мы его передали в другой отряд. В отличие от него Володя Зеболов в среду разведчиков влетел, как метеор.

В 1939 году, когда началась советско-финляндская война, Зеболов добровольцем пошел на фронт. Там ему не повезло: он обморозился. Хирурги ампутировали обе руки: левую ниже локтя, а правую чуть повыше запястья. Затем правая рука до локтя была раздвоена, кости обтянуты кожей. Образовалось два неуклюжих пальца-култышки, при помощи которых Володя производил необходимые для жизни человека действия, даже мог писать. Перед Великой Отечественной войной он был студентом Московского юридического института и весь отдавался учебе. Началась война. Володю, как инвалида, не мобилизовали. Однако его совесть не позволяла оставаться в стороне от всенародной борьбы с врагом. После настойчивых требований Володе удалось получить в районном комитете комсомола направление в распоряжение военного отдела ЦК ВЛКСМ. Из рассказов самого Володи мне и разведчикам было известно, что при первом же знакомстве в ЦК ВЛКСМ ему сказали:

– Мы получили ваше заявление о зачислении в ряды действующей армии. Хотели направить вас в тыл врага, но…

Это «но» больно задело Володю. Вспомнилось, как однажды он хотел прыгнуть с парашютной вышки в Москве в парке имени Горького, но администраторша увидев, что у него нет кистей обеих рук, не допустила его к прыжку. Тогда Володе пришлось отступить. Но теперь отступать он был не намерен.

– Смогу выполнить любое задание, — твердо сказал он.

– Но ведь никто не прыгал в вашем положении с парашютом. В мире нигде…

– Но ведь в мире нигде, кроме нашей страны, нет и Советской власти! — перебил Володя.

Настойчивость и уверенность в силах победили. Володя был определен в разведывательную школу. Затем его забросили в тыл противника, он выполнил ряд заданий и теперь находился в подчинении Вершигоры. Настроение Володи часто менялось. То он веселый, общительный, душа коллектива, то внезапно становился замкнутым и уединялся. Разведчики относились к нему с почтением, стараясь во всем помочь, но это делалось не из сожаления, а в порядке товарищеской помощи на равных условиях. Никто не подчеркивал его недуга и не спрашивал о прошлом, чтобы не теребить старой раны. Мы давали ему задания наравне со всеми разведчиками, подчеркивая этим его полноценность.

Володя не терпел сожалений. Только ему известно, сколько нужно было проявить упорства и настойчивости, чтобы научиться действовать култышкой: держать ложку, писать, свертывать папиросу и даже стрелять из автомата. Позже мы убедились, что Зеболов был отважным разведчиком и в бою действовал не менее сноровисто, чем остальные. Зато злости и ненависти к врагу в нем было через край.

Иногда Володю охватывало особое вдохновение, тогда он декламировал Маяковского, которого любил и по-настоящему понимал. Среди разведчиков он забывал все невзгоды и чувствовал себя как дома. Он явился достойным пополнением нашего коллектива.

Таким образом, наша группа имела в своем составе двадцать одного человека, включая радистку и Петра Петровича.

– Очко, — говорил шутя Рыбинский. — Везучее число.

В связи с тем, что у Петра Петровича была своя радистка, мне приказали Шуру передать одному из брянских партизанских отрядов, а Дусю отправить на Большую землю, где она должна была получить новое задание. Одновременно с ней улетел и заболевший Петя Кормелицын.

С большой неохотой покидала нас радистка. Дуся не относилась к типу девушек, которые за время войны огрубели и вели себя развязно, ссылаясь на то, что «война все спишет», «во время войны все дозволено». Нет, не такой была Дуся. Вращаясь среди солдат, она оставалась сама собой – по-прежнему миловидной, тихой и скромной, что не мешало ей быть храброй. Ко всем разведчикам она относилась по-товарищески, не давая никому предпочтения. Своим присутствием в группе сдерживала проявляющуюся порой излишнюю грубость солдат, порожденную войной.

Как не было похоже прощание разведчиков с радисткой на первую встречу с ней. Ребята искренне были огорчены расставанием с Дусей.

Улетающих мы провожали до аэродрома… Прощальные рукопожатия – и отлетающие в самолете, а еще через несколько минут – в воздухе.

– Я бы после войны в честь наших женщин поставил памятник, — задушевно сказал Стрелюк, провожая взглядом самолет, на котором улетали Дуся и Петя.

– А что ты думаешь? И поставят! — авторитетно заявил Юра Корольков.

Да, такие женщины, как Дуся, Галя и многие другие, заслуживают, чтобы в их честь был поставлен памятник. И каждому из нас хотелось верить, что именно так и будет.

Устойчиво держалась золотая осень. Теплые безоблачные дни сменялись тихими, с легким морозцем ночами. Мороз пробирался в шалаши, подкрадывался к спящим разведчикам и заставлял плотнее прижиматься друг к другу. Костры пылали ночи напролет. Костер – единственное место, где можно было обогреться, помечтать под треск горящих поленьев, написать письма родным и близким, поделиться с товарищами впечатлениями и сокровенными тайнами.

Дневальные не были одиноки. В любое время ночи проснешься и увидишь кого-либо из разведчиков, вытаскивающих из костра печеную картошку. Вкусна наполовину сгоревшая в костре картошка в «мундире»! Плохо только, что уже больше двух недель нет ни щепотки соли. Появились признаки цинги. Мы старались отсутствие соли компенсировать луком. Но лук тоже достать нелегко. Некоторые начали в суп класть какой-то порошок, напоминающий селитру, но почувствовали, что слепнут, и отказались от этой затеи. Если удавалось достать щепотку соли, то старались в первую очередь поддержать ослабевших товарищей.

Нашу группу разведчиков-диверсантов по распоряжению Руднева расположили вместе с главной разведкой партизанского соединения. Главной ее называли потому, что каждый отряд имел свое разведывательное подразделение, а главная разведка подчинялась непосредственно штабу соединения и выполняла наиболее ответственные задачи. Такое соседство нас устраивало.