Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд

— За педелю до рождества… — тихо повторил Шехтинг.

— В первый раз в жизни мы будем встречать рождество на другой стороне, — заметил Хейдеман.

Зашелестела парусина, которой был завешен вход в землянку. Вошёл Руди Бендер. Отряхнул снег с шапки.

— Здесь рождество не празднуют, — сказал он, так как услышал последние слова, которые произнёс Хейдеман. — Под конец года Дедушка Мороз решил приударить.

— Ты-то, Руди, знаешь, что это такое, ты уже почувствовал это.

— В этом году оно приходится на воскресенье. Раньше, когда так выпадало, я очень сердился, да и не только я, — весело усмехнулся Шехтинг.

— В прошлом году мы провели под Житомиром превосходный рождественский вечер.

— И в дополнение ко всему перешили котёл, который нам устроили войска Советской. Армии, Нашу батарею прямо-таки накрыли огнём. Солдаты гибли как мухи. Ни тебе шелеста развёрнутых знамён, ни тебе героизма. — Хейдеман задумчиво кивал головой.

— А эсэсовец, командовавший отрядом, вытащив пистолет, пытался принудить Хельгерта погнать нас в бой. Хорошо, что Хельгерт помог нам перейти на сторону русских.

— Рождественская ночь… святая ночь… ёлка с зажжёнными свечками… Старая традиция… — задумчиво произнёс Хейдеман. — Не знаю, хороший это обычай или нет.

— После войны нам всем крепко придётся надумать, — заметил Бендер.

— Нелегко будет перестраивать своё мировоззрение, — сказал Хейдеман. — Что мы знаем о марксизме? Разве только то, что успели усвоить за время пребывания в лагере военнопленных в Красногорске, не больше…

— Послушайте меня, товарищи, — прервал Хейдемана Бендер. — Наша группа получит новое задание. Командирами назначены Фаренкрог и я. Через час начнётся совещание по этому вопросу!

Снова зашелестела палатка у входа. В землянку вошёл Хельгерт. Он не спеша снял с себя телогрейку, а пока раздевался, снег на его сапогах растаял, образовались две маленькие лужицы, в которых отражался свет свечи.

— Ну, что тебе сказал врач? — спросил его Шехтинг.

— Всё в порядке.

— Однако физиономия у тебя не очень-то довольная.

— Это потому, что я только что встретил Зину.

Все помолчали.

Майор Тарасенко по-русски разъяснял Бендеру и Фаренкрогу обстановку. Переводчик монотонно переводил сказанное.

— Шестнадцатого декабря фашисты начали наступление в Арденнах. За неделю им удалось продвинуться почти на восемьдесят километров. Как нам следует оценить создавшуюся ситуацию? Эйзенхауэр и его генералы отнюдь не рассчитывали на такое наступление гитлеровцев. До сегодняшнего дня союзникам, к сожалению, не удалось нанести по противнику ни одного ответного удара, который спутал бы все карты Моделю. — Тарасенко закурил папиросу и продолжал: — Какой вывод следует нам сделать из сложившейся общей обстановки? Необходимо координировать совместные усилия, товарищи. А это означает, что мы должны не дать Гитлеру передышки и возобновить наступление. Готовящаяся к наступлению сторона должна разбираться не только в стратегических замыслах противника, но и детально знать конкретные местные условия. На нашем участке вот уже несколько месяцев ведётся так называемая позиционная война. Аэрофотосъёмка кое-что дала нам. Вот, собственно говоря, и всё, чем мы располагаем, что знаем о противнике, который находится перед нами. Однако командованию этого явно недостаточно. Мы до сих пор не разгадали: оперативных намерений врага. — Тарасенко по очереди осмотрел бойцов, словно искал у них поддержки, и продолжал: — Штаб Первого Белорусского фронта требует от нас конкретных разведывательных данных, которые дополнили бы сведения а противнике. И эти данные, товарищи, должны достать мы с вами.

Затем Тарасенко остановился на конкретной задаче, которая поставлена перед их группой, а час спустя он сам пришёл в землянку, где располагалась немецкая группа.

— Товарищ Бендер, наверное, уже сказал вам, — начал майор, — что мы планируем проведение новой и очень важной разведывательной операции.

Майор разостлал на столе карту.

«Кто это «мы»? — думал Хельгерт. — Отношусь ли я к этому числу? После возвращения из тыла противника Тарасенко разговаривал со мной всего один раз и больше к себе не вызывал».

Майор на миг задумался, а затем продолжал:

— Каково же положение, товарищи? — Взяв в руки карандаш, он провёл его кончиком вдоль линии фронта. — Вот изгиб Нарева. В двадцати километрах отсюда, у Модлина, Нарев впадает в Вислу. Вот здесь проходит, линия фронта. — Карандаш медленно полз по карте. — Напротив нас держит оборону усиленный корпус противника. Нам известно, что начальником штаба корпуса является полковник фон Зальц. — Карандаш вздрогнул в руке майора. — Фон Зальц знает очень многое. — Последнее предложение Тарасенко произнёс так тихо, словно он говорил его только для себя одного.

Бендер и Хельгерт переглянулись.

— Можем ли. мы ещё раз планировать проведение операции по старому плану? Не натолкнёмся ли мы на ловушку противника?

— Я уверен, что противник ни за что на свете не будет ждать нас на старом месте. Он рассматривает это как самоубийство, — высказал своё мнение Фаренкрог, и притом довольно решительно.

— Вы хотите сказать, что не натолкнётесь на повышенную бдительность? Полагаете, что в одно и то же место снаряд два раза не падает?

— Я этого не говорил.

— Если гитлеровцы увидят знакомые лица, они мгновенно поднимут тревогу.

— Но ведь и мы тоже помним их лица. — Губы Бендера превратились в узкие полоски.

— И только один из пас лично видел фон Зальца, — сказал Хейдеман.

По виду Тарасенко нельзя было понять, услышал он эту фразу или нет, так как в этот момент он сосредоточенно разглядывал какую-то точку на карте.

— А как вы думаете протащить его через немецкий передний край?

— Да уж как-нибудь протащим.

— И он будет говорить?

— Думаю, что да.

— И скажет больше, чем обычный рядовой солдат?

— А почему бы и нет?

«Майор Тарасенко прекрасно знает, что только я могу узнать полковника фон Зальца, — думал Хельгерт. — Однако он об этом ни словом не обмолвился. Неужели он мне больше не доверяет? Что же, я это вполне заслужил. Я же сам не выполнил приказ и не захватил фон Зальца с первой попытки. Из-за моего, можно сказать, легкомыслия, провалилась вся операция. Видимо, именно поэтому Тарасенко и медлит, не знает, включать меня в группу или но включать. Я сам во всём виноват».

Тарасенко, казалось, никого не замечал. Вдруг он поднял голову и сказал:

— Мы можем планировать операцию по-разному, но нас торопит время. Именно поэтому мы хотели бы, чтобы товарищ Хельгерт обязательно принял участие в этой операции, разумеется, если он достаточно хорошо себя для этого чувствует и если он сам этого хочет.