Яков Айзенштат - Записки секретаря военного трибунала.

Помнится случай, когды были убиты сразу три советских воина — подполковник, старшина и солдат. Все три погибли от руки советского офицера и советских солдат.

Весной 1942 года в Донбассе на асфальтированном шоссе Ворошиловград — Ворошиловск стояла колонна тяжелых танков. Была сильная распутица. Рядом с шоссе — непролазная грязь. В быстроходном автомобильчике «Виллис» американского производства офицер связи штаба армии — подполковник вез боевое распоряжение передовым частям. За рулем «Виллиса» сидел шофер-солдат. Подполковник остановил машину и подошел к старшине — командиру тяжелого танка, стоявшего на шоссе и загородившего ему путь. Хотя «Виллис»- машина, приспособленная к бездорожью, но кругом была такая грязь, что подполковник боялся съехать с шоссе и застрять. Он попросил старшину отодвинуть танк в сторону и дать ему возможность проехать. Старшина отказался. Тогда подполковник вынул пистолет «ТТ» и крикнул старшине: «Я везу боевое распоряжение передовым войскам. Ты меня задерживаешь. Если не отодвинешь танк, застрелю». Старшина не подчинился. Подполковник сгоряча выстрелил и убил старшину. После этого быстро опомнился, сел в «Виллис», крикнул водителю «гони!», и они поехали по обочине шоссе через грязь, но не застряли, а проскочили. Между тем, остальные члены экипажа тяжелого танка, увидев, что их командир-старшина убит и подумав, что подполковник, возможно, переодетый немец, развернули танк и из пушки прямой наводкой уничтожили «Виллис» и находившихся в нем. Подполковник — офицер связи и шофер-солдат были убиты. И в каком-нибудь сибирском или подмосковном селе мать шофера-солдата получила извещение о том, что ее сын погиб «смертью храбрых за советскую Родину в боях с немецко-фашистскими захватчиками». Военная прокуратура провела расследование и вынесла постановление об отказе в возбуждении уголовного дела против экипажа тяжелого танка, ибо их действия по уничтожению «Виллиса» и находившихся в нем вытекали из создавшейся обстановки и не могли быть поставлены им в вину.

Уголовное дело по обвинению подполковника — офицера связи, убившего старшину-танкиста, было прекращено в связи со смертью обвиняемого.

Зимой 1941 года и в начале весны 1942 года в Донбассе стабилизировалась линия фронта. Войска 12-ой армии Южного фронта занимали оборонительные позиции. Часть Донбасса, областной центр Ворошиловград, город Ворошиловск, город Серго (Кадиевка) были в руках Красной армии, а другая часть — города Юзовка (бывш. Сталино, ныне — гор. Донецк), Макеевка — в руках немцев. Вернее, в Донбассе было больше не немецких, а итальянских войск. Разведывательный отдел штаба нашей 12-ой армии Южного фронта посылал часто через линию фронта женщин-разведчиц. Под видом женщин, идущих из поселка в поселок для приобретения хлеба и других продуктов, эти разведчицы узнавали расположение немецких огневых точек и численность немецких и итальянских войск в различных населенных пунктах и приносили эти нужные сведения в развед-отдел 12-ой армии. Среди этик разведчиц отличалась успехами Оксана — красивая молодая украинка из Макеевки. Но вскоре от другой разведчицы были получены сведения, что Оксана является двойным агентом, перевербована противником и выдает итальянцам других советских разведчиц из развед-отдела 12-ой армии, которых она знает. Было проведено расследование и установлено, что ее перевербовал итальянский офицер-разведчик. Он сошелся с ней и сделал ее двойным агентом. Когда Оксана в очередной раз с разведывательными сведениями пришла в развед-отдел 12-ой армии, ее арестовали. Мне довелось участвовать в рассмотрении ее дела в Военном трибунале 12-ой армии. Оксана обвинялась в измене. Она призналась во всем, рассказала о том, что вступила в близкие отношения с итальянским офицером. По закону и по условиям военного времени она могла быть приговорена к исключительной мере наказания — расстрелу. Но Военный трибунал учел ее молодость и раскаяние и ограничился длительным лишением свободы.

Члены Военного трибунала, которые почти ежедневно подписывали смертные приговоры мужчинам, на этот раз отступили перед молодостью и красотой украинки из Макеевки.

Когда Красная армия отступала из Донбасса и оставила один из его поселков — Артемовскуголь, почти все врачи местной больницы эвакуировались или ушли из города с отступающими частями Красной армии. Медицинские сестры местной больницы остались в поселке, спрятали у себя дома взятые ими из больницы медикаменты и перевязочные материалы и после вступления в город гитлеровских войск вернули всё спрятанное ими обратно в больницу и развернули в больнице госпиталь для немецких солдат и офицеров. Но через некоторое время Красная армия на этом участке фронта в Донбассе предприняла контрнаступление и Артемовскуголь был отбит у немцев. Выяснились все обстоятельства, связанные с организацией медсестрами госпиталя для немцев. Было проведено расследование и десять медицинских сестер предстали перед Военным трибуналом 12-ой армии.

Мужчины обычно в условиях фронта, когда каждый готов в любой момент встретить смерть, относительно спокойно выслушивали смертный приговор. Здесь же перед Трибуналом стояли женщины… И действительно, когда был оглашен приговор, по которому все медицинские сестры приговаривались к расстрелу, то никакого спокойствия, даже относительного, осужденными проявлено не было. Ими овладел панический ужас, они кричали, рыдали, бились в судорогах. Конвой ничего не мог с ними сделать и никак не мог вывести их из помещения, где заседал Военный трибунал. Я на всю жизнь запомнил эту страшную картину и часто вспоминал ее, когда возвращался мыслями к проблеме смертной казни.

Расстрел — высшая мера наказания, но для Военных трибуналов Действующей армии он стал повседневным. Приговоры к расстрелу часто приводились в исполнение на передовых позициях на глазах товарищей по оружию. Председатель Военного трибунала оглашал приговор. Группа автоматчиков давала залп. Но при отступлении, когда не было времени для расстрелов перед строем, иногда расстрел производился не публично, а в присутствии узкого круга лиц. Так именно было в том случае, о котором я пишу. При этом расстреле в 1942 году на Южном фронте по должности присутствовали только Военный прокурор дивизии, Председатель Военного трибунала дивизии, Начальник дивизионного отдела «СМЕРШ» и военный врач, зафиксировавший смерть осужденного. Но осужденный в действительности не был убит, а лишь ранен. Военный врач ошибочно зафиксировал смерть. Закопали его не глубоко, ибо торопились. «Расстрелянный» нашел в себе силы откопать себя. Зашел в один из соседних домов, где ему перевязали раны. После этого он направился в расположение Военной прокуратуры дивизии, к прокурору, который присутствовал при его расстреле. Известно было, что этот военный прокурор йа редкость труслив. Когда к нему явился человек, при расстреле которого он в этот день присутствовал, то можно понять, в каком он был испуге. Последовали определение Военного трибунала Южного фронта, приказ Председателя Военного трибунала Южного фронта корвоенюриста Матулевича и приказы других высоких фронтовых инстанций. Согласно определению Военного трибунала Южного фронта, осужденный к расстрелу был освобожден от этой меры наказания. Она была ему заменена в порядке исключения лишением свободы. По приказу Председателя Военного трибунала Южного фронта и других инстанций, за халатное отношение к исполнению своих обязанностей направили в штрафной батальон всех присутствовавших при неосуществленном расстреле — Военного прокурора дивизии, Председателя Военного трибунала дивизии, Начальника дивизионного отдела «СМЕРШ», военного врача. Такое направление для каждого из них было равносильно смертному приговору. Мне известны многие случаи, когда трибунальские, прокурорские работники и другие штабные офицеры, посланные в штрафной батальон за утерю в боевой обстановке важных служебных документов или другие упущения, погибали в первом же бою.