Борис Крупаткин - Поют черноморские волны

Но не успели мы разойтись по каютам, как вновь тревожно и резко заиграла труба.

— Боевая тревога! Задраить все люки и иллюминаторы! Погасить все огни!.. Все по местам!..

Ощутимо меняется курс, впереди вырастает темный и грозный силуэт линкора. Пристраиваемся в кильватер, следуя за чуть заметными зелеными огоньками на корме и мачтах. За нами, почти невидимо, также в кильватерном строю, вся эскадра.

И вдруг ночь разрывается как вспоротая кинжалом.

— Внимание! Внимание! Поворот все вдруг!.. Отразить торпедную атаку!

— Огонь — всеми видами оружия!..

— Залп!

— Залп!

Заметались но волнам яркие лучи, и мы увидели, как со всех сторон из ночной тьмы мчатся на эскадру десятки черных ревущих молний. Торпедные катера!.. Стальные москиты, готовые выпустить свои смертоносные жала, они метались среди пенящихся волн, стремились выскользнуть из лучей прожекторов и невидимо приблизиться к борту корабля…

В настоящей боевой схватке такой ночной налет «москитного флота» дорого стоил бы эскадре, хотя неминуемая гибель ждала бы и большинство бесстрашных катерников, — они несутся почти на верную гибель во имя победы над врагом.

Для нас всех это была лишь ночь учений, но память будет цепко хранить мечущиеся лучи прожекторов над ночным морем, безмолвие могучей эскадры, готовой к отражению торпедной атаки, и беззаветную удаль летящих из тьмы молниеносных катеров.

Через 35 лет:

«Припоминаю трагическую ночь на 22 июня 1941 года. В 3 часа 07 минут немецкая авиация совершила налет на Севастополь… Война началась. Но в ту роковую ночь мы не потеряли ни одного корабля. Эта способность Черноморского флота отразить нападение гитлеровцев приобреталась годами, нелегкими боевыми учениями и маневрами кораблей и соединений, постоянно выковывалась в борьбе за «первый залп».

Цветы и музыка!.. Музыка и цветы!.. Это Одесса впервые встречает корабли советского Черноморского военного флота в июне девятьсот тридцать третьего. Для нас стоянка на Одесском рейде и радостный праздник, и большой труд. С утра до вечера гости на кораблях, и все должно не только блестеть, как обычно, но сверкать, сиять сверхчистотой… Дружеские встречи, взволнованные речи, восхищение и радость… И песни и пляски — флотские и одесские. Знакомство с городом и снова дружеские встречи. Краснофлотцы в окружении гостеприимных хозяев заполняют сверху донизу знаменитую одесскую лестницу, Дерибасовскую и Морскую, все скверы и парки, все театры и музеи…

Праздники пролетают быстро. Солнце склонилось к горизонту, море стало розовым и бирюзовым. По отсекам корабля прозвучала команда: «С якоря сниматься!..» Вся Одесса украсилась флагами расцвечивания, на всех балконах — яркие ковры и цветы, на пристани разноцветный, поющий, приветствующий поток людей…

Корабли, медленно разворачиваясь, прощаются с Одессой, уходят в открытое море.

«Боевой до места!» вышел под «шапкой»: «Поход продолжается. Курс — на базу флота».

Выходим в ночь, притушив все огни, задраив иллюминаторы. Лишь на мачте мерцает зеленый кильватерный огонек. Вдали — чужие берега, над ними бушует далекая гроза. Море слегка штормит, откликаясь на дальнюю бурю. Вдруг ослепительно яркий свет открывает корабли, черные громады волн и странные очертания на горизонте. Будто огненный шар взлетает вверх, разрывается длинными молниями… Гроза пришла…

С утра шторм усилился. Крейсер бросает с боку на бок, огромные волны перекатываются по верхней палубе. С мостика видно, как тяжело режет носом бушующие волны «Червона Украина», как совсем утопают в волнах эсминцы… Но эскадра четко свершает различные эволюции. Поход в шторм — суровая, но неоценимая школа военных моряков.

В эти дни штормит и международная жизнь. Поднимает свою змеиную голову нарождающийся фашизм, прощупывает нашу стойкость гитлеровская дипломатия. И в конце долгого похода, на подступах к Севастополю, на верхней палубе команда собралась на митинг. Под жерлами орудийных башен слова моряков особо весомы.

По рукам ходит наш «Боевой до места!» — «Специальный выпуск 21 июня 1933 года». На первой странице — крупный шрифт:

«На мировой экономической конференции германская делегация выступила с планом порабощения Советского Союза. Представитель германской делегации вручил председателю конференции меморандум (заявление), в котором требует возврата отобранных после мировой войны германских колоний и представления для колонизации новых земель за счет территории Советского Союза…»

«Боевой до места!» призывал:

Командир, краснофлотец!

Береги свою технику, овладевай ею, показывай образцы боевой работы, крепи железную, революционную дисциплину. Помни, что мы встали на страже первого в мире пролетарского государства…

Международная обстановка требует удесятерения бдительности, подлинно ударного отношения к делу. Образцовое проведение учения — вот боевая задача каждого бойца и командира!..»

…Четыре десятилетия хранится у меня «Боевой до места!» тех дней. Друзья и внуки осторожно рассматривают иногда маленький пожелтевший листок. С радостью вижу, как волнует он всегда Валерия… Долго и молча держит он в руках эту неказистую газетку, овеянную славой легендарного крейсера…

В конце дня стали на рейде, у своего Павловского мыска, на виду Приморского бульвара Севастополя. На мачтах флаги расцвечивания. Крейсер приветствует родной город. Позади двадцать дней в открытом море, дни и ночи боевых учений.

К вечеру на палубе построение всех, кто сходит на берег. У трапов ждут катера и баркасы. Слова прощания и пожеланий и — сюрпризом: перед строем оглашается письменная благодарность шефам «Боевого до места!» от командования бригады крейсеров флота.

Последний раз обхожу «Красный Кавказ», подхожу к трапу. Сегодня вахтенный командир — Константин Агарков. Последнее, что вижу на крейсере, — его широкая добрая улыбка. Катерок отваливает с левого борта, Агарков сверху салютует: «Прощайте!» Через несколько минут сверкающий командирский катер «Красного Кавказа» (тогда еще «Крейсера Н») лихо подошел к причалу, на ходу развернулся, мгновенно пришвартовался, и я вступил на землю Севастополя.

Это было сорок лет назад — здесь, на этом вот причале, на этих вот белых лестницах Графской пристани.

— Вот вы где, голубчики! Конечно же, на Графской… Чем плохо! — По белым ступеням, к затененному колоннами углу причала, где сидели мы с Валерой, спускался, постукивая палочкой, Авдеев — тот самый Авдеев — машинист с «Красного Кавказа». Бывший машинист с бывшего «Крейсера Н», ныне заслуженный учитель, Анатолий Федорович Авдеев, ветеран флота, инвалид Отечественной войны, один из наших гостеприимных друзей и хозяев в Севастополе.