Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

Часы высокой стрельчатой башни Ратхауза показали пять минут первого — Саид остановился возле фонтана, вынул сигареты и закурил. Это было сделано подчеркнуто церемонно, как когда-то на кладбище у Бель-Альянсштрассе, в один из первых дней пребывания Саида в Берлине. «Семь часов. Первая и третья пятница, вторая и четвертая среда» — он запомнил это на всю жизнь. Тогда упал на Бель-Альянсе товарищ. Товарищ, который шел к «двадцать шестому», чтобы сказать: «У меня испортилась зажигалка, разрешите прикурить от вашей!» Не спросил. Не дошел до Саида Исламбека. Минуло два года, страшных, казавшихся последними в его жизни, и вот он снова в ожидании, снова пять минут, но не восьмого, а первого — время отступает, все будто начинается вновь. И это радовало Саида. Он щурился на солнце, скрывая улыбку, что так кстати была бы в этот весенний день. Щурился, помогая себе думать и вспоминать, рисовать то, что ожидает в ближайшие минуты.

Сейчас появится Рудольф Берг. Друг. Его можно назвать и другом, хотя Саид никогда еще так не называл его. Но надо назвать, просто необходимо, какая-то потребность выразить этим словом свое отношение к человеку, который прокладывает тропу для Саида. Тропу среди опасностей, а опасности на каждом шагу, и не знаешь, когда и где они настигнут. Берг умеет выбирать нужное, точное направление, не всегда легкое, чаще всего не легкое, но приводящее к цели. Поэтому Саид верит Бергу. Верит еще тому, что он не упадет, никогда не упадет. И не просто верит, убежден в этом. Почему убежден? Ответить трудно, нельзя, наверное, ответить на такой вопрос. И если бы спросили — пожал плечами: «Не знаю. Видимо, потому, что не падал ни разу. Во всяком случае, я этого не видел!»

Саид пришел к Ратхаузу по указанию Берга, опять-таки Берга! Он обдумал условия встречи, разработал маршрут, определил время. Он взял на себя заботу о безопасности Саида. Поэтому так спокоен сейчас унтерштурмфюрер и так легко ему около спящего фонтана, около самого Ратхауза, где окопались нацистские прихвостни и из каждого окна выглядывают настороженные и придирчивые глаза эсэсовцев и гестаповцев. Зона СС! Берг избрал ее как самую типичную для человека в форме унтерштурмфюрера — здесь он не приметен. Туркестанцы, прибывшие на свой конгресс, до Ратхауза не доберутся. Во-первых, время заседаний совпадает с моментом встречи двух разведчиков, во-вторых, насытившись до икоты речами своих пастырей, они кинутся, естественно, не к Ратхаузу, а в кафе и рестораны, чтобы запить слова чем-нибудь освежающим и приятным, или поспешат на набережную развеяться, поболтать со скучающими и, главное, голодными венками. Официальные правительственные места далеки от маршрутов чиновников ТНК и офицеров Туркестанского легиона. А именно эти чиновники представляют наибольшую опасность для Исламбека — они могут узнать своего бывшего коллегу и доверенного человека Ольшера. Кстати, Ольшер тоже здесь, в Вене. Но он — союзник, пока союзник, и от него скрываться нечего…

Уже не пять минут первого, а семь. Чаша фонтана обойдена, и Исламбек выходит на панель, что пролегает вдоль фасада Ратхауза, под его рисунчатыми стенами и стрельчатыми окнами. Здесь много офицеров — они поднимаются на крыльцо парадного или сбегают по ступенькам на тротуар. И среди офицеров рослый, светловолосый оберштурмфюрер, как всегда подтянутый и строгий. На лице две резкие складки, сдерживающие уголки рта, чтобы они не раздвинулись в улыбке, не нарушили холода, царствующего во всем облике гестаповца. Руки в карманах черного плаща, скрытые от чужого взгляда, напоминают об опасности — в них оружие. Так думает каждый, идущий навстречу оберштурмфюреру, и невольно сторонится.

Но сейчас гестаповец вынимает из кармана всего-навсего зажигалку и пытается закурить. Конечно, зажигалка не действует. Должна не действовать: — так условлено еще в Берлине. Палец жмет на колесико раз, другой и третий… А ноги в это время несут гестаповца навстречу Саиду.

— Разрешите!

Им не нужен пароль — они слишком хорошо знают друг друга. Им нужен лишь повод для остановки и короткого, очень короткого разговора.

— Пожалуйста! — Саид лезет в карман за собственной зажигалкой. Он тоже не торопится: в каком кармане огонь? Кажется, в левом, в шинели. Нет, не в шинели. Видимо, в кителе… — Она действует, — говорит Саид, имея в виду не зажигалку, конечно, а фрау Хенкель. — Только надо проверить… Вот, пожалуйста! — продолжает Саид и улыбается удовлетворенно: зажигалка найдена!

— Благодарю… У меня, кажется, кончился бензин.

— Бывает… А я только сегодня заправил, — показывает пальцем на крышку Саид. Странно, зажигалки у них одинаковые. И закуривая, Берг, как бы случайно, обменивает свою на чужую, ту самую, что заправлена сегодня утром новым донесением «26-го», В нем сказано и о беседе с «шахиней» в поезде, и об условиях встречи в Индустриальном клубе.

Берг закуривает долго и неумело. Зажигалка не слушается его. Правда, это мало беспокоит оберштурмфюрера, ему нужно время, как можно больше времени, хотя оно и исчисляется на тротуаре секундами. Старательно затягиваясь и попыхивая, Берг произносит всего несколько слов. Звучат они настолько тихо, что лишь один Исламбек с его чутким, настороженным слухом способен уловить сказанное. А сказано совершенно непонятное, никакого отношения не имеющее к донесению:

— Старайся быть чаще на свежем воздухе… Это необходимо…

Пустяковые вроде слова, но они звучат для Саида как известие о несчастье. Страшном несчастье. Недуг, который он так тщательно скрывал от других, обнаружен все-таки. Каждое утро Саид вел бой с проклятой слабостью. И какой бой! Прежде чем встать с постели, ему приходится напрягать волю до предела. Губы искусаны от злости и отчаяния. Он встает, он идет, он даже бежит иногда, но какой ценой это дается. Какой ценой приобретает он видимую бодрость и энергичность, эту форму офицера СС!

— Сегодня же зайди к доктору Эккеру! — продолжает Берг тоном приказа. Так, наверное, лучше — тревога и соболезнования только умножат тягость Саида, вселят растерянность. Совет и приказ будут восприняты без обычной в подобных случаях горечи — надо лечиться, значит, командуйте. Я подчинюсь! — Он живет за собором Святого Стефана, дом шесть. Увидишь на дверях табличку… Эккер предупрежден и будет ждать в девять вечера…

Берг стоит сбоку, будто собирается продолжить путь по тротуару вдоль фасада Ратхауза, и не смотрит на унтерштурмфюрера. Смотрит на свою сигарету, которая, черт ее знает почему, плохо раскуривается Можно бросить ее — и он сминает коротенький чахлый стерженек и бросает в урну. Поразительная для военного времени расточительность! Но у оберштурмфюрера есть еще сигареты, много сигарет. Он вынимает из пачки новую и раскуривает. Теперь уже легко, без всяких усилий. Кланяется унтерштурмфюреру — благодарю! — и идет, спешит, забыв сразу незнакомца, так любезно предложившего ему огонь. Черный плащ плывет, взблескивая лаком на солнце, плывет черная фуражка с высокой тульей, а сапоги уверенно и жестко ступают по камням, выстукивая что-то холодное и строгое…