Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

Один… Тогда Саид пошел к собору Святого Стефана. Пошел, как велел друг. Это было вечером, в субботу, когда многие шли. Конечно, Саид не походил на набожного католика, но и не особенно выделялся в пестрой толпе. Во всяком случае, площадь перед собором не была пуста, когда ее пересекал Саид, направляясь к дому Эккера.

«Постучишься к нему», — сказал Рудольф, прощаясь. Саид не постучался. У него хватило выдержки пройти мимо двери, даже не замедлив шага. Дверь была закрыта, окна тоже. Закрыты, несмотря на то, что Эккер любил орган и в часы службы открывал створки настежь, ловя тягучие и скорбные звуки.

Еще и еще раз прошел Саид мимо. Дверь Эккера не отворилась. Отворилась дверь соседнего дома, и из нее вышла старая женщина в черном. Женщину нагнал Саид у портика собора. Нагнал в тот момент, когда она собиралась раствориться в толпе молящихся. Спросил об Эккере. Женщина испуганно вскинула глаза на эсэсовца и сказала: «Его похоронили еще в апреле. Он уснул в кресле и не проснулся. Гестапо нашло его мертвым…»

Саид поклонился и исчез. Исчез, чтобы больше никогда не появляться у собора Святого Стефана.

Один! И стучаться больше не к кому. Во всей Вене, во всем мире. На какое-то мгновение пришло отчаяние. Оно толкало на необдуманные и рискованные поступки. Хорошо, что мгновение минуло быстро и ни один роковой шаг не был совершен.

Неделю, а может и больше, он жил борьбой с сомнениями, искал выход из тупика. Нашел. Фронт! Линия, где соприкасаются армии. Надо переступить эту линию. Он читал газеты, слушал радио, приблизительно знал, где идут бои. Но как попасть в расположение немецких войск. Туркестанец даже в форме СС не может просто так появиться в прифронтовой полосе. Его примут только свои, то есть легионеры, хотя и для них его появление должно быть как-то объяснено.

Саид стал искать легион. Через Вену прошло несколько воинских эшелонов на Восток, в Братиславу. Саид поехал следом. В Братиславе легионеры не задержались — их отправили куда-то дальше, на Север, в Польшу, там шло какое-то переформирование. Саид перебрался в Остраву, надеясь перехватить на пути следования одну из легионерских частей. Ждать пришлось долго. Уже наступила осень, когда снова прошли эшелоны, теперь уже назад, из Польши, и сворачивали на юго-восток. Кое с кем из легионеров Саиду удалось переброситься несколькими словами. Прозвучало незнакомое для унтерштурмфюрера имя — Рашид-бек. Легионеров собирали под его начало где-то у Татр.

Саид переехал в Жилину и здесь уже точно установил направление эшелонов — они двигались действительно к Татрам. Последний эшелон прошел в конце сентября, вместе с дождями и холодом.

Пункт расположения полка Саиду был известен, известен и командир. И то и другое его вполне устраивало. Село, где стояли легионеры, находилось у самого леса, контролируемого партизанами, командир — новый человек, не знающий Саида в лицо. 26 октября унтерштурмфюрер выехал из Жилины и в тот же день к вечеру добрался до расположения полка. Шел проливной дождь, машина, доставлявшая в село продукты для легионеров, приползла к штабу уже в темноте. Саид приготовился к встрече с Рашид-беком и намеревался огорошить командира выдуманным в пути приказом Ольшера о проверке людей. И вдруг на пороге увидел Арипова. Полковника Арипова, с которым расстался в Ниме. Можно было не только растеряться, но и лишиться дара речи.

— Унтерштурмфюрер?! — спросил полковник, не веря сбоим глазам.

— Так точно, господин полковник, — ответил Саид, стягивая с себя мокрую шинель. Медленно стягивая — ему необходимо было время, чтобы прийти в себя и принять какое-то решение. Он знал Арипова, хорошо знал, и потому избрал единственное, способное спасти в таком критическом положении. — У меня срочное дело, господин штандартенфюрер. И если я успел, то слава богу!

Это было сказано тихо и тревожно. Тихо, чтобы полковник почувствовал доверие адъютанта к нему, а тревожно, чтобы придать сказанному особую важность. Саид прикрыл дверь и подошел к Арипову:

— Могу ли я приступить к делу немедленно?

— Надо доложить командиру полка, — все еще разглядывая Саида, ответил полковник. Тревога, брошенная гостем, уже дала свои всходы. После покушения на Гитлера и Варшавского восстания все военные жили под страхом разоблачения… Арипов был не чист. Он дважды уклонялся под разными предлогами от участия в карательных операциях. Когда создавали заградительный полк, полковника рекомендовали так называемым немецким командиром, что являлось проявлением высокого доверия, но в Берлине кандидатуру Арипова отвергли, командиром полка утвердили Рашид-бека, полковника придали ему в качестве советника. Сейчас, выслушав унтерштурмфюрера, Арипов почему-то подумал об опасности, грозящей именно ему, а не вообще легионерам.

— Ведите меня к Рашид-беку! — потребовал Саид.

— Но уже ночь, — мягко возразил Арипов.

— Дело не терпит отлагательств… В полку предатели! Готовится восстание…

— Предатели?! — попытался изобразить удивление Арипов.

— Именно, — подчеркнул Саид и посмотрел в упор на полковника. Ему хотелось убедиться, насколько обеспокоен сообщением Арипов, грешен ли он или нет. — Идемте!

— Ночь… — снова напомнил полковник. — Рашид-бек живет на другом краю села.

— Все равно.

Они прошли под дождем из края в край и оказались у домика Рашид-бека. Часовой доложил, и их впустили. Командир как раз ужинал и пригласил гостей к столу.

Эти был очень пожилой, даже старый человек, но хорошо сохранившийся. Совершенно голая голова его поблескивала в свете лампы, и только блеск заметил сразу Саид. Все остальное не улавливалось. Даже глаза не удавалось разглядеть — такими бесцветными и тусклыми казались они. Рашид-бек говорил по-тюркски и говорил великолепно, как может говорить лишь человек, проживший всю жизнь на Востоке. И все же он не был восточным человеком. Не замечал Саид в облике Рашид-бека типичных черт. Позже он узнал, что настоящее имя командира полка Карим-аль-Рашид, что он мусульманин, турок немецкого происхождения, коран знает лучше любого богослова и проповедника — это, между прочим, сыграло решающую роль при назначении Рашид-бека командиром туркестанского полка. Главное управление СС считало легионеров людьми верующими, и фанатичными, поэтому знаток корана мог оказать на них большое влияние. Фюреры, как всегда, ошибались. Рашид-бек плохо справлялся с легионерами, не пользовался у них доверием, с каждым днем все больше и больше отдалялся от своих подопечных. Дисциплина в полку падала, солдаты в одиночку и группами уходили в лес, и никакие меры, даже расстрелы, не помогали. Поэтому когда Саид заговорил о готовящемся восстании, Рашид-бек помрачнел. Левая бровь его задергалась.