Сергей Голицын - Записки беспогонника

Всеми децзаготовками нашей роты руководил молодой расторопный парень Митя Зимодра, пил он мало и себе в карман клал тоже немного.

Он сделался особо доверенным лицом Пылаева в деле добывания тех или иных плохо охранявшихся предметов. Так, он усмотрел у ночевавших возле Икорца бойцов какой-то воинской части кобылу. Темной ночью ее похитили, привели в сарай и там заперли.

Я ходил ее смотреть. Кобыла была красавица: тонконогая, стройная, очень редкой светло-серо-бурой, так называемой мышастой масти, с белым хвостом и с белой гривой.

Через несколько дней, когда пострадавшая воинская часть ушла далеко на запад, кобылу выпустили, оприходовали, назвали Ласточкой, и она стала получать свой законный овсяно-сенной паек. Вскоре в нашей роте появилось седло. Пылаев вскочил на кобылу и загарцевал. С тех пор в течение года он с ней не расставался и всегда ездил верхом, за что его прозвали «Белохвостым капитаном».

Этот способ, каким были добыты Ласточка и седло, сделался основным способом приобретения благ в нашей роте. Историки об этом не знают, но и в других воинских частях поступали точно так же.

Работая с большим увлечением на траншеях и дзотах, я приглядывался к жизни крестьян. С утра и до 10 часов колхозные бригадиры ходили по хатам и то мольбами, то угрозами звали женщин со своими коровами идти в поле. В то лето дожди выпадали редко, почва была — одни сыпучие пески, без навозу пшеница выросла сантиметров на 30, в колосьях сидело по 5 зернышек.

Крестьянки шли на работу уныло, сознавая, что даже если что и вырастет — все равно отберут, что они работают зря. И так часто слышал я горькие слова, что вот там за Доном живут куда богаче, там у жителей есть и хлеб и просо.

Моя хозяйка — молодая вдова с тремя детьми — жила очень плохо, я ее подкармливал. Расскажу один эпизод.

У нее на пятке сделался большой нарыв. Она не спала трое суток и все стонала. Я привел к ней нашу медсестру Марусю. Та, осмотрев пятку, не решилась прорезать кожу толщиной с покрышку автомашины и ушла.

Тогда я взял лезвие безопасной бритвы и одним махом полоснул по пятке. Гной брызнул в потолок. Я промыл рану и перевязал. Хозяйка легла на кровать и тут же заснула.

А вечером, когда я вернулся с работы, меня ждала четвертинка самогону и соленые огурцы. На шестке хозяйка поджарила яичницу. С того дня я решил, что буду по совместительству заниматься медициной, и выпросил у Маруси бинты и кое-какие медикаменты.

А между тем наступил сентябрь. Наши войска подходили к Днепру, оборонительные рубежи вдоль Дона перестали интересовать командование. Новых траншей мы не копали и дзотов не строили, а совершенствовали существующие, и то больше для практики.

Мы — четверо комвзводов — ходили в УВПС, и там на травке капитан Дементьев читал нам лекции по фортификации; иногда же он переходил на неприличные анекдоты, рассказывать которые был великий мастер.

Усиленно занимались мы также строевой подготовкой, ходили маршировать в УВПС, а Могильный учил босоногих девчат и стариков с холщовыми ботинками на деревянных подошвах.

Наконец пришел приказ: собираться на новые рубежи. От нашего ВСО-74 на двух автомашинах выехали: командир 1-й роты капитан Чернокожин, а с ним 10 бойцов его роты. Представителем 2-й роты был я, представителем 3-й — мой давний соперник, а теперь командир взвода Некрасов.

Получив паек на 15 дней, ранним осенним утром мы отправились на запад.

В Лисках мы переехали по деревянному понтонному мосту через Дон. Дорога была хорошая, машина не капризничала, погода стояла теплая и солнечная. Мелькали белые села, поля, засеянные лишь на 30 %. Ехали мы на Репьевку и Шаталовку, к вечеру попали в Старый Оскол.

Я заночевал у прежней хозяйки, которая приняла меня радостно, стремилась угостить получше. От своего мужа она по-прежнему не имела никаких известий.

Утром мы помчались дальше на запад, миновали воспетый Чеховым город Тим, действительно не представлявший ничего интересного, и заночевали прямо в поле, не доезжая нескольких километров до Курска.

Всю ночь я наблюдал, как немцы бомбили город, издали фейерверк зениток, прожекторов и осветительных ракет был очень красив.

В районе вокзала Курск сильно пострадал, а на улицах разрушенные дома попадались лишь изредка. Мы повернули прямо на север по асфальтовому Московскому шоссе и к вечеру прибыли в город Фатеж, где встретились с капитаном Баландиным и нашими рекогносцировщиками. Баландин тут же забрал Некрасова и меня.

В Фатеже мы жили два дня и увеличивали с карт схемы, где пройдет будущий рубеж. Но на третий день выяснилось, что рубеж в этом районе отменяется и нам предстоит проехать еще километров 100 на юго-запад.

Мы уже привыкли к частой отмене рубежей. Не надо забывать, что фронт все время катился на запад. И потому оборонительные рубежи, казавшиеся необходимыми сегодня, через неделю становились ненужными.

Рекогносцировщиками руководили три капитана — представители Управления укрепрайонов фронта — УУР. Они повезли нас на трех машинах. Нашему ВСО-74 отводился отрезок рубежа по речке Вабле в 25 километрах к северо-западу от Льгова. В кабине сидел ууровский капитан, а в кузове наши капитаны-рекогносцировщики Финогенов и Москалев, а также Некрасов и я, а вместо рабочих 6 сержантов из УУР.

Я был очень рад вновь встретиться с милейшим капитаном Финогеновым Афанасием Николаевичем. Мы сидели с ним рядом и рассказывали друг другу о нашей жизни за последние месяцы. У него была карта, по которой мы следили за нашим маршрутом. И вдруг машина стала заворачивать в противоположную сторону. Финогенов постучал по кабине. Машина остановилась, капитан УУРа вышел.

— В чем дело?

— Да мы же не сюда повернули, надо налево.

— Прошу не в свое дело не лезть! — отрезал ууровец, сел в кабину, и мы двинулись дальше.

— Черт с ним, пускай везет куда хочет, — нахохлился Финогенов.

Для интереса мы продолжали с ним следить по карте. У ууровца такая же карта за целлулоидовой планшеткой тоже была, но, очевидно, только для фасона. Петляла машина, петляла, наконец остановилась. Мы все вышли. Капитан Финогенов, указывая на карту, холодно-вежливо сказал:

— Мы сейчас находимся вот тут: видите, церковь, село, лесок, овражек. Если мы повернем сюда, потом сюда через эту деревню и на мост, то к вечеру попадем на место.

Ууровскому капитану пришлось смириться, и далее по пути он сам спрашивал у Финогенова дорогу. Сделав километров 50 крюку, мы прибыли куда нужно.

Не много сохранилось за войну таких уголков, как этот, вдоль Вабли. Деревни, расположенные в стороне от больших дорог, немцев не видели. Лишь однажды проехала легковая машина с каким-то чином, да во время отступления мимо прошло человек 10 мадьяр. О партизанах никто тут не слыхивал. Старосты почти не взыскивали налогов.