Богдан Сушинский - На острие меча

Леди не погналась за ней. Какое-то время растерянно стояла посреди коридора, не зная, то ли спешить к пансионату, чтобы хоть там, в его стенах, утихомирить неразумную дочь казненного шевалье-артиллериста, то ли подняться наверх и попытаться выяснить, не произошло ли чего недоброго с маман Эжен.

Сама маркиза очень четко представляла себе, что последует, когда Амелия разнесет весть о случившемся по комнатам пансионесс. Сколько разговоров и сплетен породит ее рассказ. Тем более что, после весеннего выпуска, среди воспитанниц осталось всего пять девушек, успевших побывать в ее «усыпальнице». И все же Эжен не подхватилась, не запаниковала. Зло, по-мужски, выругалась, сплюнула от досады и, утонув в перинах в том самом месте, где только что лежала Амелия, уставилась в мутную серость потолка.

Никакого угрызения совести она не ощущала. Чувство неудовлетворенности – да, было. Своей дикой выходкой Амелия Мюно развеяла тот глубинный экстаз маман, с которым та предавалась любовным утехам, и оставила на берегу серого неуютного утра.

– Маркиза Дельпомас! Вы слышите меня?! – тяжелые, шлепающие шаги по старинной, скрипучей лестнице не заставили ее ни встрепенуться, ни насторожиться. В конце концов, она полновластная хозяйка всего того, что расположено от скалистого берега до болот. Это ее, а не чье-то там, пусть маленькое, но герцогство, ее королевство, в пределах которого действовали только те законы, те порядки и нравы, которые определены или, по крайней мере, признаны ею.

– Маркиза Дельпомас! Вы слышите меня, Эжен?! – звала ее леди Стеймен, все еще стоя на лестнице и не решаясь отворять дверь будуара.

Маркиза не ответила. Она пребывала в том сомнамбулическом состоянии, в которое поверг ее бунт Амелии: где-то между крайней досадой, вызванной поступком пансионессы, и высшей степенью наслаждения, подаренного все той же паршивкой-пансионессой, и не желала, чтобы кто-либо смел врываться в это ее состояние с вопросами и расспросами.

– Вы уж простите меня, мадам Эжен, – возникла леди Стеймен теперь уже на пороге. – Я подумала было…

– Пошла вон, старая шлюха, – устало, с полным презрением проговорила Эжен. – И впредь – без звона колокольчика не смей подниматься сюда.

– Тысяча нижайших извинений, госпожа маркиза. Я всего лишь хотела удостовериться, что с вами ничего не случилось, – растерянно пробормотала англичанка. – Выходка пансионессы Амелии крайне удручила меня, крайне.

– А меня, как видишь, возрадовала.

– Будь на то ваша воля, я могла бы привести другую пансионессу. Из тех, что уже побывали здесь, – вкрадчиво подсказывала Стеймен.

– Немедленно отправляйся в пансионат, угомони эту оборванку. Проследи, чтобы сегодня все спали до десяти утра. Два часа лишних. На завтрак их позовут к десяти, если только вообще позовут, – добавила Эжен в сердцах.

– Готова исполнить все, что прикажете.

– С чего это вдруг?

Леди Стеймен усердно соображала, как бы ответить поделикатнее. Маман Эжен обладала удивительной способностью задаваться вопросами в тех счастливых случаях, когда у других никаких вопросов не возникало.

– Меня одолевает предчувствие, что вскоре наш пансионат превратится во всемирный центр заговоров. Ни один заговор в мире не будет происходить без участия пансионесс. Со временем Мария Магдалина превратится в тайный орден женщин, правящих миром, – неслыханно дерзила леди Стеймен.

– Да, ты тоже стала задумываться над этим? – обрадовалась Эжен возможности поговорить о чем-то не связанном с утренним происшествием. – И как давно эта мысль посетила тебя впервые?

– Каюсь, относительно недавно. Важно, что все-таки посетила. Работая в таком заведении, просто невозможно не задумываться над подобным ходом событий. Скажу больше: был бы наш пансионат чуточку богаче, нам следовало бы выстроить замок в старинном английском стиле, таинственный и недоступный, да нанять вооруженных слуг, проложить подземные ходы, соорудить подъемный мост. Девицы из самых аристократических семей почитали бы за честь попасть в «Марию Магдалину», а монархи всего мира содрогались бы от одного упоминания о пансионате маркизы Дельпомас.

– Замок в староанглийском стиле, говоришь? – Эжен закрыла глаза и попыталась представить некое подобие замка на месте ее «Лесной обители», но ничего не получилось. Вместо замка в ее воображении возродилось налитое тугое тело этой паршивки Амелии.

«За любую телесную усладу приходится платить унижением, – вздохнула Эжен, – и ничего с этим не поделаешь. Главное, не привязывайся к ней. Эта юная дрянь не стоит твоей привязанности. – Но, немного поколебавшись, осадила свой пыл: – Да будет тебе! Эта дрянь просто-напросто испугалась. Если бы ты сначала разбудила ее, все сложилось бы по-иному».

– Да, старинный замок… – мечтательно проговорила она вслух. – Это романтично. Всемирный орден пансионесс-заговорщиц. Распределив воспитанниц по монаршим дворам Европы, мы держали бы в руках все нити власти. Возможно, хоть тогда наконец прекратились бы эти бессмысленные, проклятые войны и воцарился бы мир, – и, чуточку засомневавшись, добавила: – Или же, наоборот, наступил бы полнейший хаос.

– Так вы действительно ставите перед собой такую цель? – ужаснулась леди Стеймен. – Я-то считала, что д\'Оранж, де Ляфер, де Мюне, словом, все они – только случайность.

Эжен поняла, что проболталась. Об истинных причинах перемен, произошедших после появления герцогини д\'Анжу, воспитательницы могли лишь догадываться.

– Когда вы уже, наконец, научитесь понимать французов, миледи? Все, что вы только что услышали в этих стенах, следует воспринимать как шутку. Или такого понятия для вас вообще не существует?

– Просто мне всегда хотелось, чтобы мы стали чуточку богаче, маркиза Эжен, – мгновенно сменила тему леди Стеймен. – Только-то и всего. Что ни говорите, а в последнее время герцогиня д\'Анжу не слишком щедра, поскольку…

– Не вам судить об этом, – холодно прервала ее Эжен. – Ступайте в пансионат, утихомирьте Мюно и всех остальных.

– Только у меня к вам просьба. Скорее даже не просьба, а всего лишь совет…

– Вы ведь знаете, леди Стеймен, что я не люблю получать советы от воспитательниц. Все, кто хоть однажды попытался давать мне советы, уже уволены.

– Знаю. Вы предупреждаете об этом каждую, кого принимаете на работу. Но мой совет не касается ни нравов, ни, простите, вашего… как бы это получше сказать, способа жизни.

– И на том спасибо, – сухо проговорила Эжен. – Чего же он касается?

– Нам следует сменить название пансионата. Мария Магдалина – уже не для нашего заведения.

Эжен приподнялась на локтях, удивленно посмотрела на англичанку и вдруг рассмеялась.