Богдан Сушинский - На острие меча

– Господи… вы жили во Франции! Почти француз, – графиня осела на траву и устало привалилась спиной к могильно холодному камню. Настолько холодному, словно солнечных лучей для него не существовало. – Кого только не сводит судьба за час до гибели! Полковник без полка; князь без княжества; бродячий рыцарь… владеющий французским почти как родным. Моим родным. Уже за одно это в вас стоило бы влюбиться, – добавила де Ляфер уже совсем тихо.

– Вы правы: пока еще – князь без княжества…

– И полковник без полка, – напомнила ему графиня то, что он забыл подтвердить. – А кругом орды варваров. Не огорчайтесь, мой доблестный князь, полк и княжество вы в конце концов добудете, точнее, завоюете мечом. Враги же, как и любимые женщины, будут появляться сами собой. Словом, все еще будет, мой бродячий рыцарь. Здесь места хватит. Считайте, что у этого каменного креста – центр вашего царства. Хотя надо бы помочь этому юноше, – кивнула она в сторону реки. – Совсем забыли о них.

– Это было бы не по-рыцарски, – ответил Гяур, даже не взглянув туда, откуда доносились ругань и звон клинков.

– Ах да, не по-рыцарски. Думаете, этот варвар догадывается о существовании законов рыцарской доблести?

– Зато догадываемся о них мы.

– Вон еще кто-то мчится. Будем надеяться, что уж он-то вмешается в схватку и спасет вашего спутника. Опускайтесь перед нашим крестом на колени и молитесь за то, чтобы Бог отвернул страдания от вашей многострадальной земли.

Вместо того чтобы сразу же принять приглашение француженки, Гяур с тревогой посмотрел в сторону лагеря. Там все еще продолжался бой, и он чувствовал себя неловко от того, что оказался вне его.

– Никакие страдания от моей земли Он уже не отвернет, – проговорил князь, все еще всматриваясь в сторону лагеря. – Потому что сам давно отвернулся от нее.

– Не богохульствуйте, мой юный безбожник, не богохульствуйте. Нам ли с вами судить о делах Господних? Эта земля – ваша родина?

– Можно сказать – да, прародина. Как и большинство моих воинов, я происхожу из придунайских славян. Из племени уличей, которое когда-то давно ушло в низовья Дуная, – он опустился у ног графини. – Некогда там существовал целый славянский край. Назывался Островом Русов. Так вот, я – князь племени уличей, которое когда-то составляло основу народа Острова Русов. Потомок великих киевских князей.

– Потомок великих князей?… То есть из королевского рода? Кого только не встретишь в этой Скифии, на задворках Европы!

– Даже парижанок, – едва заметно улыбнулся Гяур, прощая графине «задворки Европы». – Судя по вашему произношению.

– Представьте себе, мой неулыбчивый князь, даже парижанок. Перед вами графиня Диана де Ляфер, подданная его величества короля Франции. Правда, не всегда верно… подданная. Но это уже наши, парижские дела. Позволю вам называть себя просто: «моя дивная Диана». Так меня еще никто не называл. Попробуйте, вдруг получится произнести это с нежностью.

– Рад нашему знакомству, графиня де Ляфер, – сдержанно проговорил Гяур, твердо зная, что с нежностью у него все равно не получится. Как бы ни пытался. Но пытаться-то он, конечно же, будет. Это он тоже знал.

Хозар видел, как Гяур и тот, недавно прибившийся к ним юноша, погнались за Бохадур-беем, однако не стал присоединяться к ним, решив сначала помочь Уличу, который, прижатый к подводе, отбивался от рассвирепевшего кайсака. Но, прорываясь к нему, пришлось схватиться еще с двумя татарами. Одного из них Хозар ранил в руку, вот только дотянуться мечом во второй раз не сумел – тот ускакал на склон долины, – зато другого, после затяжной упорной дуэли, все же срубил.

Почти в ту же минуту противник Улича тоже развернул коня. Проскочив мимо дерущихся у развалин, он обогнул лагерь и начал уходить в сторону ближайшей рощи. Тогда-то Хозар и погнался за ним. Но, как только кайсак повернул коня, чтобы спасаться на поросших кустарником склонах, где между камнями уже металось несколько его товарищей, решил не преследовать, а подключиться к погоне, устроенной Гяуром.

Самому князю его помощь уже не нужна была: познакомиться с девушкой Гяур сможет и без него, и все же Хозар не мог считать, что прибыл слишком поздно. Там, в реке, на мелководье, все еще продолжалась схватка. Бохадур-бей, которого Хозар узнал по чалме, оттеснял юношу к камням, у которых бурлил водоворот.

Старый шакал в самом деле нахраписто теснил парнишку, а Гяур спокойно беседовал с девушкой всего в двух десятках шагов от дерущихся, ничего не предпринимая для того, чтобы спасти его. И не важно, чем он это объяснял: то ли нежеланием прерывать разговор с красавицей, то ли кодексом рыцарской чести, не позволяющим вмешиваться в поединок…

Лично он, Хозар, с законами рыцарства как-нибудь помирится. Зато поступит так, как велит воинская совесть.

Спрыгнув с коня, он бросился к реке и по мелководью помчался к дерущимся. Кажется, увлекшись схваткой, татарин не сразу заметил его. Зато заметил так неосторожно ввязавшийся в схватку с опытным кайсаком парнишка. Его счастье, что грудь надежно прикрывал трофейный панцирь, на котором кайсак уже оставил не одну отметину.

Хозару бросилось в глаза искаженное страхом лицо Корзача, когда, уже лежа между камнями, он поднял над собой саблю, пытаясь встретить удар Бохадур-бея. А тот приближался к нему мелкими шажками, что-то гортанно выкрикивая и уже предвкушая победу.

Парнишка отползал от него, отталкиваясь свободной рукой от камней, забираясь при этом все дальше и дальше в речной распадок, оттягивая время развязки и пытаясь подняться. Но каждая попытка завершалась неудачей: всякий раз он поскальзывался на отшлифованной, подмываемой мощным водоворотом речной гальке. Словно проклятие нависло над ним – столь обреченно он поскальзывался, гонимый озверевшим, учуявшим свое превосходство, кайсаком.

– О-дар! – крикнул Хозар в тот миг, когда парень уперся спиной в большой камень и почувствовал, что отползать дальше некуда. Вода здесь подступала к подбородку, так что парнишка мог захлебнуться прежде, чем его настигнет сабля татарина.

Хозар издал свой боевой клич лишь для того, чтобы отвлечь Бохадур-бея, хоть на несколько секунд задержать роковой удар. Татарин вздрогнул, оглянулся, ступил в сторону невесть откуда взявшегося в реке воина-русича. А тот, встретив клинком его клинок, мгновенно присел и вцепился своей железной хваткой ему в руку.

Сжимая так, что, казалось, кость вот-вот раскрошится от дьявольского «пожатия», Хозар поднял руку атамана вверх и мощным рывком вывернул ее, ударив локтем о высоко поднятое колено.

Это был один из тех рукопашных приемов, которыми Хозар овладел, еще сражаясь в войсках персов. Обучал его пленный воин, заброшенный судьбой из Тибета. В благодарность за учение Хозар, командовавший охраной пленных, не казнил тибетца, а, вопреки приказу персидского военачальника, на свой страх и риск отпустил его ночью с миром, одарив на прощание луком, саблей и кинжалом.