Богдан Сушинский - На острие меча

– Я пошлю слугу в канцелярию Мазарини. Можете считать, что разрешение получено. Езжайте, готовьтесь. Встретимся у северной заставы.

Д\'Артаньян и Шевалье, на которого посол все еще не обращал абсолютно никакого внимания, переглянулись. Мушкетер прибыл сюда, чтобы решать судьбу странствующего летописца, но оказалось, что решается его собственная.

– Если позволите, господин граф, я задержу ваше внимание еще на минутку.

– Что там у вас еще? – ворчливо поинтересовался отставной генерал.

– Этот монашеского вида аскет – мой друг Пьер Шевалье, королевский советник монетного двора [41] и странствующий летописец, исходивший всю Польшу и Украину…

– Так уж и всю, – опять проворчал де Брежи. – Мне этого до сих пор не удалось.

– И все же перед вами человек странствий.

– Человек странствий, говорите? Кажется, я и сам уже начинаю принадлежать к бродячему племени странников.

– К тому же господин Шевалье – странствующий летописец, – еще больше взбодрился мушкетер.

Граф устало взглянул на Шевалье и невозмутимо кивнул. Мысленно он уже был в Варшаве.

– Странствующий летописец? Это любопытно. Ни при одном дворе о такой должности пока что не позаботились. Просто не додумались до этого. Надо же: «странствующий летописец»… – явно понравилось де Брежи само определение рода занятий Пьера.

– Так вот, в сумке господина Шевалье – рукопись, в которой воспроизведены нравы и обычаи украинских казаков и крымских татар. Смею вас заверить, ни один человек во Франции не обладает таким количеством сведений об этих народах и их землях, как мсье Шевалье.

– Вам представится возможность добыть их еще больше. Столько, что сможете удивить даже меня, – обратился посол к Шевалье, на полуслове прерывая сочиненную мушкетером рекомендацию. Он был человеком действия, а потому привык решать все быстро и основательно. – Вас еще что-либо задерживает в этом далеком от казацких степей и татарских стрел городе?

– Ничто, – решительно заверил его Шевалье.

– Вещи ваши, судя по всему, находятся в гостинице «Три путника» или в «Обители крестоносцев».

– Вы очень прозорливы, граф, – в «Обители…»

– Мы заберем их. В карету, странствующий летописец.

Лейтенант хотел было уточнить, что речь идет не о поездке в Польшу, а о том, чтобы он, посол де Брежи, просмотрел хотя бы несколько страничек, уже написанных рукой Шевалье по свежим впечатлениям от прошлых поездок, однако исправлять ситуацию уже было поздно. Узнав о столь щедром предложении, Шевалье расплылся в счастливой улыбке, воспринимая его как подарок судьбы.

– Неужели я смогу попасть вместе с вами на корабль, идущий к берегам Польши?! – воскликнул он.

Лейтенант вспомнил убогий номер Шевалье в гостинице «Обитель крестоносцев» и, предположив, что даже за эти «апартаменты» странствующему летописцу платить вскоре будет нечем, решил смириться с тем ходом событий, который предложил генерал де Брежи.

– Вам ведь нужны нравы и обычаи поляков, казаков, татар? Я правильно понял вашего друга-лейтенанта?

– Вы поняли его, как не способен был бы понять никто другой. Потому что вы – посол в Речи Посполитой, в стране крылатых гусар и казаков.

– Вот вы все это и получите. Но лишь в том случае, если взамен я получу в вашем лице старательного секретаря посольства.

– Более старательного вам даже трудно будет себе представить, – расплылся в улыбке Шевалье, совершенно забыв о безбожном несовершенстве своей рукописи.

– Гм, «странствующий летописец»… – уже в который раз добродушно проворчал граф де Брежи, потирая пальцами подбородок. Судя по всему, привычка по любому поводу недовольно ворчать, тут же принимая некие решительные меры, осталась генерал-лейтенанту в наследство от долгой военной службы. – Надо же, впервые слышу о таком.

– Но у моего друга Шевалье уже готова рукопись книги, которую он мечтает издать не где-нибудь, а здесь, в Париже.

– Стоит ли теперь думать об этом? – снисходительно возвел руки к небесам Шевалье. – В очередной раз побывав в Польше, я напишу новую книгу, значительно лучше существующей. Это будет большое солидное исследование.

– Но рукопись книги уже готова? – спокойно остудил его де Брежи.

– Почти. Можно считать, что да.

– Вот и будем исходить из этого. А за время работы в посольстве у вас соберется много нового материала для новой книги. Вам известно имя владельца хотя бы одной столичной типографии, Шевалье?

– Лучшей считается типография Клода Барбена. Во всяком случае, так мне сказал один провинциальный поэт, мечтающий издать у него книгу стихов.

– Клод Барбен, говоришь. Не исключаю. Из этого и будем исходить.

«Нет, – сказал себе мушкетер, – все-таки для армейского генерала де Брежи слишком мудр. Хотя и для посла тоже… слишком решительный и деятельный».

Два дня спустя графиня навестила Ольгицу на ее квартире из двух небольших комнат второго этажа, которую она теперь снимала у местного винодела-валаха.

Пророчица приняла девушку, стоя у раскрытого окна, и, если бы она была зрячей, то могла бы видеть и гостью, и часть открывавшегося отсюда подернутого густой тиной болотистого озерца.

– Так вы считаете, графиня, что это вы убедили лейтенанта де Винсента вступить в тайное общество заговорщиков? – спросила она, не ожидая вступительных слов Дианы, и величественным движением руки указала ей на стоящее у стола огромное старинное кресло.

– Сейчас это важно?

– Уж не знаю, как все это происходило у вас на самом деле, но у меня создается впечатление, что лейтенант был подослан. Его просто удачно подставили, предугадывая, что вы неминуемо пожелаете ввести красавца-гвардейца в круг своих друзей-злоумышленников.

Графиня простодушно улыбнулась. «Такого не может быть! «Подослали, подставили…» Кого, лейтенанта де Рошаля? Ей? Чушь какая-то!

– Это исключено, госпожа Ольбрыхская.

– Спорить, доказывать не стану. Вам виднее. Но если вас интересует истина – она заключается в том, что лейтенант был удачно подослан. Кое-кто при королевском дворе догадывался, что вы заговорщица. И с вашей помощью решил узнать имена всех сообщников.

– С моей?! – растерянно улыбнулась графиня, не желая принимать слова провидицы на веру.

– Именно с вашей. И ему это удалось.

Если бы Ольгица могла видеть, она заметила бы, как побледнело лицо графини. Едва присев на краешек кресла, она тотчас же подхватилась и нервно прошлась по комнате.

– То есть отныне я, а не кто-либо другой, должна считать себя виновной в провале заговора?

– Вы же сказали, что сейчас это уже не имеет никакого значения.

– Это-то как раз имеет. Лично для меня. Откуда у вас такие сведения? – воинственно оперлась она рукой о стол. – Что, в Каменце появился человек, хорошо знакомый со всей этой парижской драмой? Я спрашиваю вас: в Каменце или где-либо поблизости объявился человек, что-либо знающий об этих событиях?!