Юрий Стрехнин - Наступление продолжается

Собственно говоря, полк выполнил задачу, поставленную командиром дивизии: занять исходное положение южнее Комаровки и не пропустить противника. Но Бересову, как всегда, хотелось большего, чем уже было сделано.

В противоположность капитану Яковенко и командиру полка младший лейтенант Алешин был доволен собой и результатами боя. Ведь он справился с командованием ротой. Видимо, неспроста Скорняков еще давно своим заместителем назначил именно его. Он, Алешин, теперь из командиров рот в батальоне, да, пожалуй, и во всем полку, самый молодой.

И только подумать: еще в прошлом году он был всего-навсего учеником десятого класса, Колей Алешиным, и мать по утрам совала в карман ему чистый носовой платок, который он всегда забывал взять… Как быстро работает время! Теперь он уже не новичок на военной службе. За его плечами два месяца службы в запасном полку, полугодичный ускоренный курс училища, и вот уже три месяца — командование взводом.

Можно считать себя бывалым офицером.

Надо обязательно написать маме о повышении. Ей будет приятно узнать об этом. Можно даже присочинить, что теперь он не в такой опасности, как раньше. Пусть она чуточку успокоится…

Но Алешин тут же спохватился: сообщать в письме о служебных делах нельзя.

Передав командиру батальона сообщение старшины Белых, Булагашев направился, как велел ему старшина, на командный пункт полка. Он шел прямиком через темное еще поле. Вскоре услышал приглушенную расстоянием стрельбу. Чутким ухом охотника Булагашев определил, что стреляют там, где остался Белых.

«Плохи дела старшины и Шахрая». Булагашев перекинул автомат из-за спины на руки и, круто повернув влево, побежал на звуки стрельбы. Преодолев половину пути, он увидел глубокую балку, ту самую, что на много километров тянулась от Комаровки. В этой балке разведчики час назад обнаружили неприятеля.

У противоположного края балки, на фоне чуть посветлевшего предутреннего неба, мелькали силуэты перебегавших гитлеровцев. «Как до старшины доберусь?» — встревожился Булагашев.

Маскируясь в редких кустиках, растущих вдоль оврага, Булагашев побежал вперед.

Посветлело. Он присел на корточки и прислушался.

«Что с нашими?» — подумал он еще раз. Ему было досадно, что он опоздал, не успел прийти на помощь товарищам, хотя и знал, что старшина обязательно отругал бы его, если б увидел снова у балки: ведь он всем — и Булагашеву, и дозорным велел возвращаться в полк.

Стрельба впереди стихла. «Ушли… Идти мне теперь незачем», — решил Булагашев. Он повернул вправо и нехотя пошел к командному пункту полка.

Вставало неторопливое зимнее утро. В небе уже не видно было мерцающих пунктиров пулевых трасс. В степи стало тихо, и Булагашев шел не таясь: по его расчетам, он был теперь на своей стороне. И вдруг он кинулся на землю. Впереди тяжело переваливаясь через оледеневшие пласты пахоты, полз человек. Булагашев замер, внимательно всматриваясь в ползущего. «Кто? Немец? Наш?» Определить было трудно. Человек был без шапки. Видно, он полз уже долго. Булагашев поставил автомат на боевой взвод и притаился, зорко всматриваясь в неизвестного. Но когда тот подполз ближе, Булагашев вскочил и бросился ему навстречу.

— Шахрай, ты? Ранен? Куда?..

— В ноги, — прохрипел Шахрай.

— А старшина?

— Нет старшины…

Булагашев на миг оцепенел.

Разрезав ножом ватные брюки раненого, он наскоро перевязал ему ноги. Шахрай, морщась от боли, приподнялся и сел.

Прислушались. Откуда-то издалека доносились ослабленные расстоянием звуки канонады. Где-то разгорелся сильный бой. Но степь, широкая, белесая, утренняя степь, в черно-белых пятнистых полосах пашен, полузанесенных снегом, в коричневатых пятнах старого бурьяна, была безлюдна. Казалось, все звуки далекого боя, так не гармонирующие с видом этой тусклой, словно спящей зимней степи, исходят из-под земли.

Положив руку на плечо Булагашева, Шахрай, скрипя зубами, приподнялся и встал. Поддерживая тяжело повисшего на нем товарища, Булагашев спросил:

— Можешь идти?

— Не можу, — Шахрай тяжело плюхнулся на землю. — Иди, санитаров пришлешь…

— Почему — «иди»? — озлился Булагашев. — Замерзать будешь?.. Давай, держись…

Взвалив раненого на спину, он потащил его, шатаясь от тяжести.

Булагашев торопился. Но Шахрай становился все тяжелее. В конце концов Булагашев обессиленно опустился на снег. Однако, передохнув немного, он снова поднял товарища.

И вдруг Булагашев услышал чей-то предостерегающий крик. Огляделся. Путаясь в длинной шинели, к ним бежал маленький солдат с винтовкой. Это был связной.

— Чего ты, «сапожок»? — удивился Булагашев.

— Куда идете? Немцы там!..

— А ты откуда знаешь?

— Я в штаб ходил. Обратно бегу, а немцы вон за тем бугорком. Я увидал их и ходу. Увидел вас и вот… догнал…

— Молодец! — похвалил Булагашев. — А где санчасть, знаешь?

— Знаю, — обрадовался связной. — Надо к лесу, где два домика. Давай помогу.

Связной торопливо закинул ремень винтовки за плечо.

— Ух ты, помогать, — невольно улыбнулся Булагашев, сравнивая взглядом маленького «сапожка» и огромного Шахрая, который жадно глотал снег.

Подумав минутку, Булагашев скомандовал:

— Снимай шинель. Давай винтовку! Продевай в рукава !

Сделав что-то вроде волокуши, они потащили Шахрая в том направлении, куда указывал связной.

Бой затихал. Гурьев через связного доложил капитану Яковенко о том, что новый батальонный командный пункт подготовлен у опушки, на хуторке, и Яковенко отправился туда. У самого хуторка он встретился с Гурьевым: тот показывал телефонистам, куда тянуть связь.

— У вас весь рукав в крови! — с беспокойством воскликнул Гурьев. — Сейчас санинструктора позовем.

— Э, задело малость, — небрежно поглядел Яковенко на свое плечо и, сев на поваленный плетень, с тревогой спросил: — Потери большие?

— Подсчитываем.

Торопливой походкой, взволнованно дыша, подошла раскрасневшаяся Зина.

— Крови много вышло? — тревожно спросила она. — Не надо, не надо снимать! — Зина быстро разрезала рукав ватника Яковенко.

Он почувствовал, что пальцы девушки дрожат, и благодарно взглянул на нее:

— Опять я, Зина, в твои лапки попал.

— Надо идти в санчасть! — стараясь казаться спокойной, сказала она, завязывая бинт.

— Некогда! — отмахнулся Яковенко.

От хаты к ним торопливо шел, почти бежал, военфельдшер Цибуля.

— Старший лейтенант Скорняков помирает, вас зовет, — еще на ходу сказал он капитану.

— А почему в санчасть вовремя не отправили?

— Дорога простреливалась, повозки только сейчас подошли.

— У тебя всегда что-нибудь!.. — раздраженно бросил Яковенко. — Где старший лейтенант?

Скорняков лежал на повозке. Голова его была перебинтована. Ворот белого командирского полушубка был широко распахнут. На груди, на зеленой гимнастерке, лежали клочья меха. Видно, задыхаясь, Скорняков рвал на себе ворот.