Юрий Стрехнин - Наступление продолжается

Он прислонился к стене, стараясь взять себя в руки.

«Кто ты, парень? Какой роты, какого полка? — думал Никита, глядя на лежащего перед ним. — И как попал ты фашистам в лапы? Ранен ли был в бою, наткнулся ли на вражескую засаду или в схватке истратил все патроны до единого и нечем было больше отбиться, когда остался ты один среди многих врагов?.. С тобой случилось самое страшное, что может случиться с советским солдатом…»

Как никогда раньше, сейчас Никита хотел жить. Жить! И прежде всего для того, чтобы уничтожать врагов.

Старшина больше не хотел ждать. Он встал и нетерпеливо зашагал вдоль сарая, то и дело бросая взгляд на того, кто лежал, откинув вперед закоченелую, несгибаемую руку, словно готовился бросить гранату.

Носком сапога Никита зацепился за какой-то предмет. Нагнулся и поднял. Обыкновенный солдатский брезентовый поясной ремень, потертый, слегка разлохмаченный по краям. Видно, долго хозяин ремня носил на нем подсумки, лопатку и флягу… Как и водится, на ремне химическим карандашом были написаны имя и фамилия владельца. «Николай Петров», — прочел Никита. Он повертел ремень в руках и, подумав, подпоясал его под гимнастерку. «Николай Петров», — повторил он.

По расчету Никиты, его последний час уже шел к концу.

Что же можно сделать?..

В детстве, однажды зимой, когда отец на заготовке леса повредил себе ногу упавшей сосной и целый месяц вынужден был проваляться дома, он от скуки научил маленького Никитку играть в шашки и сделал его своим постоянным партнером. Играли они всерьез, и поначалу сын, теряя пешки одну за другой, пытался бросить игру. Но отец не позволял ему сделать этого. «Воюй до конца, — поучал он, — никогда не сдавайся!»

Впоследствии Никита стал неплохим игроком, а среди своих сверстников — одним из первых. И когда он потом встречался с сильнейшим противником, он всегда действовал так, как его учил отец: никогда и ни в чем не сдаваться. «Ты — русский, сибиряк, а сибиряки — упрямые люди», — часто говаривал ему отец.

Никите нередко приходилось вспоминать эти слова отца. Сейчас он стал быстро оглядывать стены и пол сарая. Он искал чего-нибудь еще, что могло бы послужить ему оружием. Но ни обломка косы, ни старого шкворня, ни зуба от бороны или длинного гвоздя — ни одного из этих хозяйственных предметов, которые обычно всегда валяются в сараях, здесь не было. Да и чем могло помочь Никите такое «оружие», если за дверью стоял немец с автоматом, если кругом были враги?..

Но Никита продолжал искать. Переворачивая ногой тяжелую, смерзшуюся солому, покрывавшую пол амбара, он обнаружил изорванную гимнастерку, запутавшийся в соломе заскорузлый бинт, пустой солдатский патронташ. Он понял, что принадлежало все это тому, кто лежал здесь. «Николай Петров», — еще раз повторил Никита имя, прочитанное на найденном ремне.

— Ком, Иван! — услышал он за спиной.

Никита оглянулся. В светлом прямоугольнике раскрывшейся двери стоял плотный, грузный офицер с массивным квадратным лицом. Никита шагнул к выходу, словно не замечая стоящего на его дороге офицера. Тот невольно посторонился и пропустил старшину.

Никиту снова ввели в дом. В комнате, где час назад он разговаривал с немецким генералом, было пусто. Толстый немец, сопровождавший старшину от сарая, остановился у двери, не сводя с него своего цепкого взгляда. Только сейчас Никита заметил в руке толстого длинный хлыст и, внутренне вздрогнув, твердо сказал себе: «Ударить себя не дам».

В комнату вошел ефрейтор и что-то сказал толстому. Тот повернулся к двери, почтительно вытягиваясь, и тотчас же вошел тот генерал, который давал Никите час на размышление.

— Ну, — спросил он, резко шагнув к старшине, — видели?

— Видел, — процедил сквозь зубы Белых, плотно сжимая кулаки и прислоняясь к стене, чтобы не ударили сзади.

— Надеюсь, вы теперь согласны?

— Согласен! — решительно сказал старшина.

Генерал обрадованно улыбнулся.

— О, я знал, что вы благоразумный человек! В вашем положении это единственный благоприятный выход!

Он что-то сказал толстому, и тот, пожав плечами, вышел.

«Одним меньше!» — подумал Никита.

— Итак, продолжал генерал, — вы поведете небольшую группу — около ста людей. Выступать ночью. Проведете через ваши линии и получаете полную свободу. Вас это устраивает?

— Устраивает, — неторопливо сказал Никита, — только у меня будет одно условие.

— Какое?

— А вот какое: чтоб все были без оружия, с поднятыми руками, впереди — белый флаг. Тогда поведу.

Морщинистое лицо немца побагровело, и, подскочив к Никите, он заорал:

— Не смеяться! Говорить серьезно!

— А иди ты… — выдавил старшина.

Немец что-то крикнул ефрейтору и махнул рукой. Ефрейтор подскочил к Никите и схватил его за плечо, поворачивая к двери. Никита отстранился и сам шагнул вперед.

Два хмурых солдата вели Никиту Белых по узкому, со всех сторон огороженному плетнями проулку, тянувшемуся между пустынными заснеженными огородами.

Все окружающее, тысячу раз виденное, такое привычное и обыденное — и серое зимнее небо, и запорошенная снегом земля — было Никите в эту минуту необыкновенно дорого… «Ведь все это останется, — думал он, — и деревня эта останется, и проулок этот станет зеленым, а меня не будет. И кто из своих узнает, что сталось со мной? Неужели смогут подумать, что я в плену не устоял духом? Эх, держись, старшина!..»

До того, как наступит это, остались уже немногие секунды. Он уже видел, где это произойдет: впереди, шагах в пятидесяти, там, где проулок спускается в лощину. Вот еще шаг, два, три, четыре, пять…

Никита остановился, вынул руки из карманов и обернулся.

— Вег, вег! — толкнул его в плечо солдат, показывая, что надо идти дальше.

И вдруг Никита схватил автомат за ствол, круто рванул его в сторону и с размаху ударил ошарашенного конвоира ногой в живот. Солдат вскрикнул и повалился, но вырвать оружие у него Никите не удалось. Второй вскинул автомат, но старшина был уже по ту сторону плетня. Огненный ветер просвистел около его головы, опалив ухо. Ударило по пальцам левой руки. Но, петляя и делая огромные шаги, Никита уже бежал через огород к лощине, кубарем скатился в нее, потом, обдирая пальцы о мерзлую землю, выкарабкался наверх и устремился через поле к чернеющим вдали кустикам. Он услышал сзади крики, выстрелы, свист пуль над головой. Он думал в эти секунды только об одном: надо как можно скорее добежать до кустиков. И, уже задыхаясь, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, он добежал до них.

Никита петлял по кустам, припадая к земле, вскакивал и снова бежал, до тех пор пока не прекратилась стрельба сзади.

Тогда он упал в куст, чтоб отдышаться, и только тут заметил, что два пальца левой руки задеты пулей. Отодрав от нижней рубахи полосу материи и вырвав из подкладки своих брюк кусок ваты, он туго забинтовал руку и стал ждать.