Георгий Жуков - Один МИГ из тысячи
- Название:Один МИГ из тысячи
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Издательство ЦК ВЛКСМ Молодая гвардия
- Год:1963
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Георгий Жуков - Один МИГ из тысячи краткое содержание
Автор, известный советский журналист, в документальной повести рассказывает о летчиках-истребителях, отважно сражавшихся против немецко-фашистских захватчиков. Одним из героев повести является прославленный ас Великой Отечественной войны, трижды Герой Советского Союза маршал авиации А. И. Покрышкин.
Один МИГ из тысячи - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Вот что. Будете летать со мной ведомым. Понятно? — И, помедлив, добавил: — Имейте в виду, раньше со мной летал тоже Голубев. Старшина. Расспросите летчиков. Они вам расскажут, что это был за человек. Замечательный человек и превосходный летчик... Но летать со мной трудно. И опасно. Того Голубева немцы сбили. Понятно? Так что подумайте. Неволить не буду.
Он говорил, как всегда, отрывисто, грубоватым баском, искоса наблюдая за старшим сержантом: не струсит ли? Голубев тряхнул курчавой головой.
— Волков бояться — в лес не ходить!
Покрышкин протянул ему руку.
— Сразу видно сибирского охотника! Мы ведь, кажется, земляки?
— Так точно, я из Ачинска.
— Ив Новосибирске бывали?
— В тридцать четвертом году ездил на слет авиамоделистов.
— Вот как! И что же?
— Третье место по фюзеляжным моделям.
— Неплохо, — одобрительно сказал Покрышкин. — Когда-то и я этим занимался. Там же, в Новосибирске. Только было это года на три-четыре раньше...
Майор на мгновение задумался. Но время было дорого, и он оборвал разговор:
— В общем ясно. Доложите комэску, что я беру вас ведомым.
Голубев поделился новостью с друзьями. Они поздравили его, и только Березкин хмурился: его все еще не пускали в бой. Покрышкин поручил ему перегонять новые самолеты с тыловых баз на аэродром полка, и Славик с горечью говорил, что, видно, такова уж его судьба — быть «воздушным извозчиком» на войне.
Все же Березкин продолжал добиваться своего. Он постоянно толкался среди опытных летчиков, надоедал им своими вопросами, внимательно слушал рассказы пилотов, только что вернувшихся с задания, что-то записывал при этом, часами сидел над учебниками, часто ходил к техникам, ремонтировавшим самолеты, и подолгу глядел, как они копаются в моторах.
А Покрышкин не выпускал Славика из поля зрения. «Он еще будет истребителем, только не надо торопиться», — сказал Саша однажды начальнику штаба полка, когда тот, просматривая списки личного состава, спросил, стоит ли держать на аэродроме человека, который не летает в бой.
Теперь, когда воздушные схватки над Кубанью завязывались все реже, у летчиков было больше свободного времени. И Покрышкин каждый день заставлял своих учеников проводить воображаемые воздушные бои. С моделями самолетов в руках они то кружились на месте, то поднимались, то приседали, стараясь перехитрить друг друга и словчить так, чтобы вывести свою модель в хвост модели «противника». Увлекаясь, они порой горячились, спорили. И тогда Покрышкин сам брал модель и красивым, почти неуловимым движением выводил ее в самое выгодное положение. Крохотный самолетик словно парил в воздухе, как хозяин воображаемого поля боя.
Потом Покрышкин заставлял учеников в сотый раз чертить схемы воздушных маневров и требовал, чтобы каждый умел толково, точно и кратко их объяснить. Некоторые летчики еще не владели лаконичной и четкой военной речью, и это сердило Покрышкина: он не терпел штатской рыхлости.
— Учитесь говорить, — требовал он. — Развивайте дар речи. Понятно? Я не требую, чтобы вы были краснобаями и говорили цветисто. Но летчик обязан толково, четко и ясно излагать свои мысли. Кто мямлит, заикается на земле, тот и в воздухе будет мешкать. А замешкаешься в воздухе, и через три секунды ты — мешок мяса с костями.
Майор настаивал, чтобы летчики больше читали. Сам он с детства сберег привычку в любой обстановке хоть час, хоть полчаса в день побыть с книгой. Некоторых удивляло, когда они заставали Покрышкина после третьего или четвертого боевого вылета где-нибудь в укромном уголке аэродрома над томиком Толстого или Бальзака.
Книги он ухитрялся добывать всюду — в любом полуразрушенном селе отыскивал остатки какой-нибудь библиотеки, либо чудом сохранившуюся этажерку с книгами в доме неведомого книголюба, либо груду старых журналов на чердаке школы.
— У Саши нюх на книги, — добродушно говорил Труд, не питавший к чтению особого пристрастия, но уважавший привычки своего учителя и друга. — Он идет по улице и чует, где литература лежит.
Однажды Покрышкин принес молодым летчикам изодранный томик стихов Есенина и сказал;
— Стихи тоже нужны летчику. Советскому летчику, — подчеркнул он. — Есенина в свое время ругали. И правильно, по-моему, ругали: у него много заупокойного. Но как любил он Россию!.. Вот почитайте... Стихи помогают драться. И вовсе не обязательно, чтобы они были про то, как пушки стреляют и как самолеты пикируют. А вот вы прочтете про березки, про солнце, про русскую деревню — и сразу злее станете... Это и надо нам сейчас. Правильно?..
Чем ближе знакомились молодые летчики с Покрышкиным, тем больше привязывались к нему. На первый взгляд как-то не вязались суровость и нетерпимость этого майора в выгоревшей солдатской гимнастерке и в потрепанной фуражке, смятой блином, с любовью к книгам, к стихам, с пристрастием к простонародным забавам, когда он вдруг начинал возиться и бороться с кем-либо из летчиков. Но такая кажущаяся противоречивость только подчеркивала цельность и широту его натуры.
Покрышкин рисковал многим, вылетая на задания с молодыми летчиками. Но он понимал, что временное затишье скоро кончится, и тогда от полка потребуется напряжение всех сил, и молодым пилотам придется драться наравне со всеми, без всяких скидок на недостаток опыта. Следовательно, их надо было ввести в строй как можно быстрее. И Покрышкин все чаще комплектовал свои четверки, шестерки и восьмерки из новичков, заявляя недовольным ветеранам:
— Обождите! Дайте молодым подраться.
В эти дни он ввел в строй даже Сухова и Березкина. Юные друзья пока ничем особенным себя не проявили, но и не оскандалились, и Покрышкин остался доволен.
На Кубани стояла жаркая, безветренная погода. По вечерам в небе играли долгие золотые зори. Крупные капли росы садились на твердых, как камень, завязях груш и яблок в осиротевших садах, укрывших густой темно-зеленой листвой свои раны. На заброшенных, дичающих полях Тамани тянулись к небу, споря с сорняками, наливающиеся соками колосья — истомившаяся по хозяину земля дала жизнь опавшим зернам неубранного прошлогоднего урожая. Из плавней по ночам доносился извечный нестройный гомон: самозабвенно верещали лягушки, испуганно бормотали что-то тревожное и жалобное дикие утки, забравшиеся в самую глушь, чтобы укрыть своих птенцов. Кто-то большой и тяжелый брел напрямик, ломая камыш, — то ли зверь, то ли бессонный разведчик.
Тучи злых мошек и комаров с тонким звоном вились над неглубокими мокрыми окопами, вырытыми в топкой земле. И загорелые бойцы последними словами ругали Гитлера, по вине которого им приходится в такое прекрасное время лежать вот здесь, в грязи. Единственным утешением было то, что немцев, судя по всему, комары донимали еще сильнее: фашистские части теперь были сброшены в низины, лишь небольшой кусок Тамани оставался у них в руках. Как дикие кабаны, гитлеровцы возились в зарослях камыша, заросшие, грязные, распухшие от комариных укусов.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: