Юрий Рышков - Капитан Быстрова

Наташа рассмеялась:

— Нервы тут ни при чем! Тут другое что-то, а? — Наташа внимательно посмотрела на Настеньку. — Не влюбился ли капитан Никитин в тебя? Да и ты все время только о нем говоришь…

Откинув одеяло, Наташа села, опустила ноги на коврик, потянулась за чулками.

— Счастливы те, — задумчиво продолжала Наташа, — кто влюблен. И ты счастливая!

— Чем же это я счастливая?

— Всем! Ты влюблена! Капитан Никитин тоже, очевидно, влюблен в тебя! Какая это радость для вас… Правда?

Настенька не ожидала такого вопроса. Она настороженно повернула голову, но, овладев собой, ответила спокойно:

— Что вы такое говорите, Наталья Герасимовна! Я и не думала об этом.

— Так ли?

— Может быть, вы его любите? Тогда скажите прямо. Мне с вами не бороться.

— Что ты! Он мой командир и товарищ…

Настенька в волнении перебила Наташу:

— В командиров тоже частенько влюбляются. И в товарищей.

— Нет, я в него не влюблена. Я думаю совсем о другом человеке. Только не время любовь крутить. Не до того… А ты люби. Скажи правду: ведь влюблена?

У Настеньки задрожали губы.

— Не знаю, — еле слышно проговорила она и достала из кармана халата цветную коробочку. Дрожащими пальцами вынула оттуда две таблетки и положила их на клочок чистой бумаги возле графина с водой.

— Одну примите, как оденетесь, другую после завтрака или на аэродроме перед стартом.

— Опять какая-нибудь гадость, — поморщилась Наташа.

— Приказано принимать — и все! Никитин — тот никогда насчет лекарств не спорит. А вы… — Настенька встала и глубоко вздохнула: — Пойду проверю еще раз вашего командира. Не уснул бы?

— А ты мне так и не сказала… Легче будет, если поделишься. Я тебе зла не хочу и болтать не стану… Мне интересно, верно я угадала?

Медсестра молча вышла, но сейчас же просунула голову в дверь, сверкнула глазками и смущенно проговорила:

— Не знаю, может быть…

Проговорила и скрылась.

Наташа подумала о Сазонове. «Да, только он, и больше никто… Но время ли сейчас?» Отмахнувшись от тревожной мысли, стала одеваться.

А в это время Настенька подошла к комнате Никитина. Сердце ее учащенно билось. И страшно, и радостно становилось от этого. «Неужели влюблена? Неужели Наталья Герасимовна права?» — думала она, и от этой мысли захватывало дыхание и словно бы недоставало воздуха.

Оглянувшись по сторонам, она тихо постучала в дверь. Услышав приглашение войти, потянула ручку и, как перед экзаменом, нерешительно переступила порог.

— Я, товарищ капитан, проверить…

— Ты, Анастасия Григорьевна, меня уже проверяла. (По имени и отчеству Никитин называл ее в шутку.) Видишь, бреюсь, красоту навожу, хочу немцам понравиться… И тебе, конечно… Пульс тоже считан. Весь я проверен. Теперь себя проверяй, если больше некого…

Настенька растерялась:

— Я проверила…

— Сколько же у тебя? Небось тоже ударов сто? — балагурил Никитин.

— Пульс? — удивилась Настенька. — Я не пульс проверяла! Я себя… — сорвалось у нее, и слезы закапали из глаз.

Застыдившись, она бросилась к двери. Удивленный внезапной переменой в настроении девушки, Никитин вскочил и поймал ее за руку:

— Я виноват в чем-то?.. Не так сказал что-нибудь?..

Настенька отвернулась и, не пытаясь высвободить руку, продолжала плакать.

— Что с тобой? Обиделась на меня? — допытывался Никитин.

— Нет! Что вы! Я так. У меня тоже нервы есть, хоть я и не воюю.

Никитин привлек Настеньку к себе, ее голова покорно склонилась к нему на грудь.

— С кем же тебе воевать-то?.. На печи с тараканами?.. Маленькая, о папе и маме стосковалась? Тяжело тебе одной… А вообще-то плакать не надо. Сядь, успокойся…

Он усадил Настеньку на стул.

— Я тебя сейчас шоколадкой угощу. Хочешь?

— Что вы со мной, как с ребенком, разговариваете?

— А как же еще?

— Мне семнадцать скоро…

— Подумаешь! — развеселился Никитин. — Невеста! Мне двадцать четыре, а я себя еще женихом не считаю!.. Хочешь, буду с тобой, как с невестой, разговаривать. Хочешь?

Никитин принялся веселить ее:

— Ну вот… Во-первых, не извольте плакать, Анастасия Григорьевна! Во-вторых, не угодно ли? От всего сердца!

Он вытащил из стола плитку шоколада и подал ее Настеньке. Она тихо всхлипывала и, смущенно улыбаясь, сквозь слезы глядела на Никитина, а шоколад положила на стол.

— Ну что с тобой? — остановился перед ней озадаченный Никитин. — Разве можно плакать, да еще без причин? Мы ведь с тобой русские люди, а это обязывает…

— Что ж, и плакать нельзя, если русские? Все нации плачут.

— Нам нельзя! Вставай! Улыбнись. Хочешь, давай поцелуемся?

— Давайте, товарищ капитан, может, легче станет! — по-детски наивно ответила медсестра, вытирая слезы.

Никитин ласково и нежно обнял Настеньку, поцеловал в губы. Потом отстранился и взглянул на нее. Ее полуоткрытый рот горестно улыбался, поблескивая ровными белыми зубами. Ресницы вздрагивали на закрытых глазах.

— Ты в самом деле уже не подросток, а настоящая барышня…

— А вы как думали? — грустно спросила она.

— А я думал, не так… Ну, не беда! Это мы вроде помирились или попрощались.

— Попрощались? — Настенька широко раскрыла глаза, отступила назад.

— Лечу ведь, — пояснил Никитин.

— Что с вами! Как можно говорить так?

— Всякое бывает…

— Нет, нет! Не говорите… Не хочу думать о том… Мне так хорошо с вами… и… и никого другого я никогда не поцелую…

— Малость ошиблись мы. Я и сам не ожидал…

Никитин присел к столу и перед небольшим зеркалом стал натирать щеки одеколоном. Настеньке он был виден в профиль. Ей хотелось броситься к нему, крепко обхватить его голову, целовать ее, обнять всего и больше никогда не выпускать из рук. Ею овладел ужас от сказанного им невзначай слова. Зачем он его сказал, это нехорошее слово «попрощались»?

— Извините меня, товарищ капитан… я пойду… Извини, Андрюша…

— За что, милая? Ты чаще приходи ко мне. Буду с тобой по-родному беседовать… Мы так и войну докоротаем, а там посмотрим… Подрастешь, кстати. Мне без тебя не прожить… Коли ты сиротой осталась, то одинокой не останешься. Поняла, что говорю?

— Поняла и спасибо вам… До свидания, Андрей Васильевич. Я вас больше жизни люблю… Так и знайте. Навечно…

Стоя за спиной Никитина, она коснулась рукой его волнистых волос и, еле сдерживая подступившие рыдания, торопливо вышла из комнаты.

На аэродроме, не затихая, всю ночь кипела боевая жизнь. Около двух часов назад в воздух ушли самолеты первой группы. Близилось время старта летчиков капитана Никитина. Механики в последний раз проверяли моторы и прогревали их. Из выхлопных труб то тут, то там вырывались лиловые языки пламени — единственные источники света на территории летного поля. В мерцании этих огней тускло поблескивали мокрые плоскости самолетов и кожаные регланы снующих между ними людей.