Юрий Рышков - Капитан Быстрова

— Предъявите билет!

— До станции Дно, — уточнил Храпов. — Та, что под Ленинградом!

Все засмеялись.

Панов сладко зевнул, потянулся и непонимающе уставился на товарищей.

— Сочиняли? — шутливо спросил Горлов. Моряки опять рассмеялись.

К великому удовольствию Алексеева, внимание моряков переключилось на Панова, который молча смотрел на Горлова и зябко ежился.

— Что же вы молчите? Поделитесь с благодарной аудиенцией! — паясничал Горлов.

— Аудиенцией? — презрительно протянул Панов. — Аудиторией! И до каких пор ты будешь недотепой?!

Храпов поспешил заступиться за Горлова:

— Аудиенция или аудитория — почти все равно… В трех буквах разница! Для Горлова простительно…

Усач произнес примирительно:

— Ну ошибся человек, и то для смеха…

— Вот, вот! — подхватил Горлов и повернулся к Панову — Ну что тебе стоит: поделись с нами своими творческими замыслами…

Матросы наблюдали за невозмутимым поэтом, ожидая, когда он наконец выйдет из себя. А он был далек от мысли рассердиться на товарищей. Глядя на Усача, Горлова и Храпова, он улыбался.

Усач заискивающе попросил:

— Почитай, Женя, что-нибудь свое. Ведь ладно пишешь…

— Лучше чужое… Еще ладнее будет! — сказал Горлов.

— Нашли время! — апатично ответил Панов.

— Время самое подходящее, — принялся убеждать Храпов. — В походе, кроме рыб, слушать некому будет, а у них, говорят, ушей нет… Мы все на боевых постах находиться будем.

— Не стоит, — тихо ответил Панов и поднял указательный палец. — Хорошо задумано. Только рано пока…

— Ничего не понимаю! — возмутился Горлов.

— У меня песня задумана. О Наталье Герасимовне. Слова мои, а музыка Алексеева…

— Вот оно что! — улыбнулся Усач.

— Женя, голубчик, не томи, — взмолился Горлов.

— Все нельзя, а начало такое:

— Не девушка, а гвардии капитан!.. — возразил Храпов. — И рукой она совсем не махала…

— Давай дальше! — крикнул Усач, сверкнув глазами в сторону Храпова.

— Середина не доработана… А последние строки такие:

Короче говоря, получится хорошо. Дайте время!..

Горлов ядовито заметил:

— Время для доработки ему действительно нужно. Рифма люфт имеет.

— Где? Какая? — самолюбиво вскинулся Панов.

— Спокойно! — поднял ладонь Горлов. — «Далек — ястребок» — куда ни шло, банально, но принимаю… Но «моря — прикроет» — того-с…

Панов возмутился:

— В поэзии это не рифмой называется, а ассонансом!

— Да леший с ней, с рифмой! — заступился Усач. — Кто придираться будет!

— Догадаются, что не Пушкин писал! — поддакнул Горлов и повернулся к Панову: — Выдумаешь тоже: ассонанс! Это для тех, кто рифму подыскать не умеет. У одного — ассонансы, у другого — диссонансы. Эхма!.. А впереди — бой!

Панов, снисходительно улыбаясь, рассматривал Горлова.

— Ну чего уставился? — напал на него Горлов. — Мы на ученом языке в городе Одессе тоже разговаривать могли. Всякими ассонансами да диссонансами нас не возьмешь! Когда я на штурмана сдавал и проваливался, помню, оптику отвечал. Пошел я на экзамене врезывать этакие экзотические словечки — страх вспомнить! Про бинокль меня спросили. Бинокль, говорю, в своей оптической части, при повышенной стереоскопичности, имеет коррекцию, то есть свободен от дисторсии и комы, является современным анастигматом, с исправленной хроматической абберацией по оптической оси на синюю часть спектра!..

Громкоговоритель прервал неожиданное веселье. Поступил приказ занять боевые посты.

Через несколько минут корабль снялся со швартовых и ушел в поход.

Свежий ветер перекатывал невысокие волны. Порой он затихал, потом вновь усиливался и запевал песню: глухим басом — в расчехленных дулах орудий и дискантом — в антенне и рангоуте.

Басовый гул сопровождающих самолетов терялся за шумом и плеском воды. Летчики шли высоко над облаками. Они держали под контролем непогожее, с всклокоченными облаками небо над кораблями.

Шведов возился с расчетами.

— Курс? — поминутно спрашивал Сазонов.

— Триста. Остается пять миль до второй зоны и десять до границы двадцать первого квадрата.

Сазонов внимательно прислушивался, глядя на небо. Изредка до него долетал рокот истребителей, шедших за плотным слоем облаков.

Вот он уловил далекий, но хорошо знакомый дробный стук авиапушки, почти терявшейся в шуме моря.

— Слышишь что-нибудь? — спросил он Шведова.

— Нет, ничего…

— Видимо, наши летчики бой завязали.

Шведов, как ни прислушивался, ничего не слышал. Он решил пошутить:

— Того гляди, Никитину ничего не оставят. Всех посшибают к его приходу!..

— Останется и для него, — ответил Сазонов, посасывая холодную трубку.

Вскоре флагманский торпедный катер подошел к границе двадцать первого квадрата. Ветер неожиданно стих. Люди насторожились. Сазонов и Шведов вполголоса перекидывались короткими фразами.

О местонахождении вражеского каравана Сазонову все время радировали летчики. Отряд точно шел на сближение с неприятелем.

Главной заботой моряков было пустить на дно все шесть транспортов, а заодно и боевое охранение каравана противника. Хотелось во что бы то ни стало выполнить задание.

Рассчитывая на своих людей, веря в их боевой дух, Сазонов спокойно, с тихой, затаенной улыбкой встретил новый, недавно народившийся день. Моряк выглядел бодрым и, несмотря на бессонную ночь, казался свежим, отдохнувшим.

— А погода лучше, чем нам обещали! — сказал он штурману, глядя в морские дали.

— Это пока… После полудня ожидаются дождь и легкий туман.

— Тогда мы уже будем отсыпаться!

— Сюда бы парочку эсминцев, — помечтал Шведов.

— А мы бедны, что ли? — сухо проговорил Сазонов. — Ты не совсем верно оцениваешь наши силы…

— Потопить шесть вооруженных транспортов и их охрану не так-то просто…

— Понимаю: ты мечтаешь о безусловном превосходстве. В принципе мечта правильная и разумная… Но иногда превосходство на деле бывает обманчиво… Сегодня мы будем сражаться умением, смелостью, верой в свое дело. За шестью транспортами посылать эсминцы — не слишком ли почетно для врага?

Гул сопровождающих самолетов нарастал — это над кораблями Сазонова появились летчики Никитина. Взоры моряков устремились в небо, но дымный край серого бесформенного облака закрыл самолеты.

Через несколько мгновений, рокоча мотором, из разрыва в тучах показался «як». Идя круто вниз, он с неистовым ревом промелькнул над головами моряков и покачал крыльями.