Величко Нешков - Наступление

— Как поживаешь? — наконец холодно спросил он.

— Ничего. Служу. Ты, говорят, тяжело болел, перенес операцию? — поспешил переменить тему разговора Матейчо.

— Да, — все так же холодно ответил Крачунов. — А тебе пора бы взяться за ум. Тебе надо учиться, читать, заниматься самообразованием…

— Конечно, — прервал его Матейчо. — Я и так каждый день газету прочитываю от первой до последней строчки.

— Оставь газету, — нахмурился Крачунов, — ты вообще учился?

— О чем ты говоришь? — обиделся Матейчо. — Дополнительное земледельческое училище нам зачтут за пятый класс…

Крачуиов все так же сердито прервал его:

— Ни за что ни про что никто вам не зачтет, так что давай-ка поступай в вечернюю гимназию.

— Конечно поступлю. Если не уеду на фронт, вот в чем загвоздочка.

На этом они и расстались. Радостное настроение Матейчо было испорчено холодным наставническим тоном Крачунова. Он сразу же направился к казарме, думая по пути: «Хорошо, что Крачунов был болен, пока я рассчитывался там, а то он наверняка помешал бы мне. Завидует, знаю я его, вот теперь пусть кусает себе локти. А попробует еще раз так со мной разговаривать, — продолжал грозиться Матейчо, — я найду, что ему ответить. Мои заслуги не меньше чем его. Ну и люди пошли, черт бы их побрал, все им колет глаза чужая удача!»

В казарму Матейчо вернулся, терзаемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, он сожалел, что пришел в казарму. С другой — радостное волнение ласкало сердце. Раина пригласила его на обед домой. Он уже предвкушал радость и удовольствие от этой встречи.

Было около одиннадцати часов, и он решил пойти к себе на квартиру. В казарме ему не сиделось. Но только он собрался выйти, как к нему вошел солдат и доложил:

— Господин офицер, у ворот вас дожидается какая-то женщина.

— Какая? Полненькая, черноглазая? — Он прежде всего подумал, конечно, о. хозяйке.

— Нет, господин офицер…

— А откуда она? Как выглядит, городская или деревенская?

— Так точно, деревенская, господин офицер.

— Она знает, что я здесь?

— Дежурный сказал ей, что вы в казарме.

— Приведи ее сейчас же, — нахмурился он, — а то мне надо уходить.

Солдат вышел. Матейчо осторожно приблизился к окну, выходящему на улицу. Его жена Венка устало переступала с ноги на ногу, держа под мышкой узелок.

— Эта утка зачем-то сложила багаж в узел, — злобно процедил он сквозь зубы. — И зачем-то притащилась сюда. Чтобы меня перед людьми конфузить…

Он набросал на стол старые газеты, раскрыл несколько уставов и учебник для солдат.

Когда Венка пугливо вошла в канцелярию, она застала своего мужа сидящим над книгами за столом. Хотя она уже дважды видела его в офицерской форме, на этот раз он ей показался каким-то другим. Слабый румянец выступил на впалых щеках Венки. С виноватой улыбкой она спросила:

— Эй, человече, нас не забыл еще за этой службой?

— Садись. — Он указал ей на стул, — с приездом.

— Спасибо, — ответила она. Ей все еще не верилось, что это тот самый человек, который когда-то приставал к ней на посиделках и был готов ввязаться в драку ради нее с каждым, кто становился у него на пути.

Наступило неловкое молчание. Матейчо продолжал бегать глазами по строкам книги. Венка заговорила первая:

— Белье у тебя на смену есть? Кто тебе тут стирает, где ты спишь, как поживаешь? Уж не на фронте ли был, что не писал о себе?..

— Со дня на день жду, что пошлют, — солгал Матейчо и отодвинул книгу. — Я должен был уехать три недели тому назад, да вот начальству я очень понравился, не хочет меня отпускать.

— Ты уж смотри, постарайся остаться тут: с войны, может, вернешься, а может, и нет. На этой кровати спишь? — показала она на солдатскую кровать около стены.

— Здесь сплю, здесь работаю, голову от стола некогда поднять. Вон сколько надо выучить. Офицерские погоны ношу, а не луковицу, — слегка повысил он голос.

— Почему не остался в селе? Хорошо там было…

— Скажешь тоже! — зло прищурил глаза Матейчо. — Умница какая нашлась! Что же там хорошего? Каждый пацан может тебя обругать, когда ему захочется.

Венка остановила испуганный взгляд на нем, и вдруг ей сделалось страшно, больно и тяжело. Здоровый сельский инстинкт подсказывал ей, что перемена в Матейчо обрекает ее на одиночество. И раньше жизнь Венки с ним была не очень-то легкой, но хоть люди не говорили, что он ее бросил, а теперь какими глазами она будет смотреть на них?

— Когда домой-то заедешь? — робко спросила она.

— Что я там забыл? Или, думаешь, соскучился по неприятностям? Здесь моя служба, здесь я нужен. Ты что же думаешь, это так себе, пустяки — быть капиталом? Не ты мне эти погоны пришивала.

— А со мной что же будет? — тревожно посмотрела она на него. — Ты здесь, а я одна дома, как кукушка… Женщины уже стали посмеиваться за моей спиной.

— Подумаешь! Не хватало мне забот. Мне все равно, что какие-то там дикари и простаки сплетничают обо мне. Я делаю то, что считаю нужным, и меня никто не интересует! — Посмотрев на ее ноги, он сердито сказал: — Что, не могла ваксой намазать ботинки? Уж вакса-то дома есть!

— Зачем? И так чистые, чего ваксу зря переводить, денег ведь стоит.

— А, твою мать! — скрипнул он зубами. — Ведь здесь же город! Нашла на чем экономить! Эта вакса и так государственная, чего ее жалеть? Осенью я взял тебе разрешение на летнее пальто, так ты его сестре отдала, а сама ободранная ходишь, как нищенка.

— Да ты что это придумал? Посмотрите-ка на него, далась я ему! У меня все чистое, выстиранное, заштопанное. Уже стыдиться меня стал! — сквозь слезы запричитала она. — Белый свет мне не мил, как в могилу попала. Угробили вы меня, проклятое ваше семя! Как мокрое полотенце выжимала меня твоя мать, пока была жива!

Матейчо боялся, как бы кто-нибудь случайно не вошел в канцелярию и не стал невольным свидетелем семейной сцены. Приближался обед. Раина, должно быть, уже ждет его. И чтобы поскорее отделаться от Венки, он обратился к ней ласково и примирительно:

— Ну, жена, хватит. Получается, что ты приехала на мне зло срывать. Я ведь добра тебе хочу. Не беспокойся. Подожди еще немного. Надо утвердиться на службе, и уж тогда поищу квартиру…

— А наш дом в селе? — прервала, его Венка.

— Ничего с ним не сделается. А ты станешь городской. Ну чего уставилась, как баран на новые ворота? — Он приблизился к ней и ущипнул за впалую щеку.

— Тут и без таких, как я, хватает горемык. Негоже путаться у людей под ногами, — ответила она, немного успокоившись и обретя крохотную надежду.

— Это тебе не шутка, город. Что мы здесь? Сразу в дамки не выйдешь. Но погоди, и ты увидишь, на что способен твой Матей.

— Ох, дал бы бог дожить до этого! — измученно улыбнулась она.