Микола Ткачев - Сплоченность [Перевод с белоруского]

Опустив носилки, девушки молча стояли. Не стало одного из их товарищей, самого юного комсомольца и дружинника. Опечаленные, они, не отрываясь, смотрели на Василька. В наступившей тишине отчетливее стало слышно журчание ручья. От него и от земли отдавало сыростью, сладковатым запахом перегноя и размытых корней лозняка. По кустарнику зябко пробегал ветер. Заходило солнце. Все вокруг продолжало жить, а вот Василька уже нет…

Макар встал. Он бережно поднял на руки мальчика, прошел несколько шагов и снова застыл на месте.

Молчаливые и задумчивые, девушки двинулись вдоль огородов. Вскоре они были возле сарая. Ковбец нахмурился, увидев на носилках Перепечкина. Встревоженный, он казался даже несколько неуклюжим, когда стал осматривать и перевязывать раненого. Перепечкин был без сознания.

Свет трех фонарей «летучая мышь», висевших на стенах в разных местах, освещал все углы сарая. Раненые лежали на разостланной свежей соломе. В сарае стоял густой запах лекарств. Ковбец ходил от одного раненого к другому, особенно часто склонялся он над одним, лицо которого было полностью забинтовано. Этого партизана привезли из-за Бугров, вражеская пуля навылет прошила ему обе щеки. Кормить его можно было только через зонд, и притом кипяченым молоком.

— Очень тяжело ему, — сказал Ковбец, взглянув на Надю и Ольгу. — Надо его накормить, он два дня ничего не ел… Достать бы молочка… Да и другим раненым не мешало бы…

— Мы сбегаем домой, — предложила Надя. — Принесем. Ладно?

— Боюсь за вас. Враг очень сильно напирает на деревню.

— Не бойтесь. Мы быстро.

— Ну, бегите. Только сразу возвращайтесь… Нам нужно выбираться отсюда…

До деревни было около километра. Девушки почти и не заметили, как прошли это расстояние. Вокруг стоял густой мрак. По шуму деревьев почувствовали, что подошли к околице. Миновав выгон и повернув на улицу, они вдруг услышали грубый окрик:

— Хальт! Хенде хох! [4] Стой! Руки вверх!

Надя увидела перед собой два автомата и две фигуры — солдата и Бошкина.

Вчера целый день бригада вела жестокие бои. Неумолкающая канонада гремела на правом фланге, у Нивы, где сражались бойцы Перепечкина. Неспокойно было и на левом фланге, на участке обороны отряда Зарудного. Находясь на родниковском большаке, Злобич слышал эту канонаду, получал из отрядов донесения, от которых то радовался, то мрачнел. Ему не терпелось побывать у Перепечкина и Зарудного, но он никак не мог отлучиться из отряда Калины, с большака, — на этом главном направлении гитлеровцы проводили одну атаку за другой.

Вечером сообщили, что на участке обороны отряда Поддубного враг прорвался и двинулся к Ниве. Эту весть привез связной Тихон Закруткин. Злобич в это время был в помещении сельисполкома. Он только что прибыл из отряда Калины к себе, в штаб бригады. Не дослушав Закруткина, он подошел к телефону, начал докладывать Камлюку о прорыве у Нивы. Вдруг он утих, несколько минут слушал молча, переступая с ноги на ногу. В штабе соединения уже знали о прорыве — сообщил сам Поддубный. Сказав пару слов о положении у Нивы, Камлюк заговорил о других делах. Злобич внимательно слушал его и только изредка вставлял слова:

— …Передам комиссару… Население понимает… Десять дружин, из каждого колхоза… Ковбец перебазировался… Пакет получили?.. Добавления к плану одобрены?.. Хорошо… Я понимаю, по телефону не стоит… Есть! Сил не пожалеем, ваш план осуществим… Спасибо… Нервы должны выдержать…

Он повесил трубку и взволнованно прошелся по комнате. Потом, взглянув на. Закруткина, сказал:

— Передайте Перепечкину мой приказ: отряд отвести на север от деревни, дальнейшее продвижение врага задержать!

— Есть! Только, товарищ комбриг, Перепечкина нет, ранен. А отряд уже отведен.

— По чьему приказу?

— Перепечкина.

— Толково!.. Тяжело ранен? Где он? Почему же ты мне сразу не сообщил? Ах ты…

— Вы же не дослушали, звонить стали… Ранен в ноги. У Ковбеца лежит. Замещает его Погребняков.

Закруткин был молчаливый, замкнутый человек: не спросишь — не скажет. «Он, вероятно, знает что-нибудь и о том, где теперь Надя, но вот молчит… — раздраженно подумал Злобич. — А спрашивать как-то неловко. В штабе есть люди, и следует ли им знать, что в эту минуту беспокоит мое сердце?» Все же он спросил:

— Где теперь нивские дружинники?

— В нашем отряде.

— Кто там?.

— Все.

Борис немного помолчал, думая, что Закруткин, может быть, скажет что-нибудь еще, но ничего не дождался. Тогда он, нахмурившись, сердито проговорил:

— Все. Быстрей газуй в отряд!

Это было вчера. Сегодня же на рассвете Злобич от связных узнал больше. Прошедшим вечером гитлеровцы бесшумно заняли Ниву и значительно потеснили поддубновцев к городу. А Ковбец, перебираясь с санчастью в партизанский тыл, при встрече рассказал, как Надя и Ольга выносили из боя раненых, как потом они пошли в деревню за молоком и не вернулись.

Все это встревожило Злобича. Едучи по большаку от Родников, он строил разные предположения о том, что могло случиться с Надей, представляя себе самое ужасное.

Километрах в трех впереди гремел бой. Отдаленная стрельба долетала отовсюду: сзади и с боков — это вели бой другие отряды соединения. Неожиданно стрельба стала заглушаться сильным грохотом. Где-то над Калиновкой послышался гул самолетов, потом взрывы… Один, второй, третий… Злобич и Сандро, круто повернувшись в седлах и взяв бинокли, стали всматриваться в сторону Калиновки. Два бомбардировщика несколько минут неистовствовали над городом. Когда они скрылись, появилась новая группа самолетов. Они мирно пролетели над городом и стали кружиться где-то над Подкалиновкой. «Что за маневр?» — подумал Злобич. Неожиданно он увидел, как из самолетов стали выбрасываться парашютисты.

— Десант высаживают! — воскликнул он и стал считать: — Один, два, три… десять… тридцать… Сбился… Ах, сволочи!

Невольно подумалось, что основные силы партизан второй день ведут бои в восьми — десяти километрах от Калиновки, что в городе теперь слабая оборона — там остался только небольшой отряд, недавно созданный Корчиком из комсомольцев Калиновки. Против большого десанта этому отряду вряд ли удастся выстоять. Какие же меры предпримет Камлюк? Он может вызвать какой-нибудь отряд или бригаду на разгром десанта. Впрочем нет, этого он не сделает… Отведи хотя бы его, Злобича, бригаду — оголишь оборону здесь, откроешь врагу дорогу к городу. Приказ же штаба соединения категоричен: каждому отряду во что бы то ни стало продержаться на своих позициях до вечера, когда под прикрытием темноты можно будет, обманув противника, удачно выйти в прорыв, который сделает на большаке его, Злобича, бригада… И вдруг — этот десант. Гитлеровцы будто разгадали намерения партизан и стремятся закончить бой до наступления ночи… Обстановка сложная. Какой же выход найдет Камлюк? Может, уйдет из Калиновки, сдаст ее десанту? Нет, поступить так — значит дать возможность врагу разъединить партизанские силы и потом разгромить их по частям… Разве Камлюк допустит такое?